– Марина!
– Что?!
– Да я едва не сдохла в больнице! А ты опять про похудение.
– Ну-у… Личико у тебя, конечно, замученное. Но фигурка – прелесть!
– Марина, ты параноик, – криво усмехнулась я.
– Да ладно, – отмахнулась главный редактор и взяла в руки распечатку. – Ах, Юля, ты умница! Ты меня удивляешь. Загремела в больницу, чуть копыта не отбросила, но статью тем не менее принесла в срок.
А чем же ещё заниматься дома – вечером и ночью? Между мной и Никитой выросла Берлинская стена, монументальная и непреодолимая. Мы умудрились воздвигнуть её практически молниеносно. Непонимание, гнев, обида и страшная боль из-за случившегося стали нашим строительным материалом.
Я так и не поняла, в чём виновата. Ведь я не травила себя таблетками, добиваясь модельных очертаний. Но Никита, вероятно, основательно зациклился на этой мысли и смотрел на меня с неприязнью. Его будущий ребёнок погиб, не родившись, потому что я проявила преступное легкомыслие…
Марина Аркадьевна пощёлкала в воздухе пальцами, возвращая меня к действительности.
– Кстати, – вспомнила она, – витамины ещё не закончились? Подарить вторую коробочку?
– Там ещё есть несколько конфет. И потом, мне неудобно принимать от тебя такие дорогие подарки.
– Ой, брось!
В гости прибыла Лана Александровна, озарённая светом благородной идеи не дать снохе зачахнуть. Она принесла с собой термос. Не знаю, сообщил ли ей Никита о нашей трагедии или тоже скормил мамочке байку об отравлении японскими роллами. Я, во всяком случае, не собиралась делиться с ней своими переживаниями. Если в эти дни мне с трудом удавалось выносить Никиту, всегда такого близкого и родного, то что уж говорить о Ланочке, каждый контакт с которой обычно стоил мне пары миллионов убитых нервных клеток?
Я мечтала остаться одна. А Ланочка мечтала окружить меня заботой. Да так, чтобы сын заметил.
– Мама, а Юле обязательно пить этот бульон? – с сомнением спросил Никита. Я с видом великомученицы зависла над пиалкой с золотистой жидкостью, заботливо украшенной листиком петрушки. Размышляла: а не смахнуть ли посудину со стола, послав всех подальше?
Пусть оставят меня в покое!
– Что ты, Никита! – засуетилась Ланочка. – Бульон просто необходим Юлечке. Ей надо восстанавливать силы. Юля, быстренько, давай-ка!
Сострадание промелькнуло в глазах мужа. Я удивилась: подумать только, Никита остался равнодушен к моим рыданиям в больничной палате, однако он проникся сочувствием, увидев, как Ланочка пытает меня бульоном…
Как это объяснить?
Где логика?
Я безумно нуждалась в его поддержке все эти дни, но Никита был холоден, как гранит. И вот, пресловутый бульон вдруг разбудил его чувства. Неужели Никита вспомнил, что всё-таки любит меня?