— Да.
— Вы ее убили?
— Да. Перерезал ей горло. — Голос был тусклый, без эмоций.
— Почему? Она все узнала и надо было заставить ее замолчать?
— Да.
— Что вы сделали с ее телом?
— Вы его не найдете. — Из его горла вырвалось нечто вроде смешка, и губы слегка затрепетали. — Я же похотливый старик, как говорила Долли. Почему бы вам не помочь мне — у вас есть оружие?
— Нет, но если бы и было, я бы не стал в вас стрелять. Вы для меня — пустое место. Лучше скажите, где тело Гарриет.
Он снова издал смешок, который перерос в хохот. Приступы смеха душили его. Он закашлялся и сел на кровати.
— Принесите воды, Бога ради.
Исключительно Бога ради я пошел в ванную. Затем я услышал торопливый шорох. Одной рукой он шарил под подушкой. Потом он нашарил револьвер, который, потрепетав, оказался нацелен на меня. Рука полковника больше не дрожала.
— Убирайтесь отсюда, или я вас застрелю. Хотите стать пятой жертвой?
Я попятился назад в ванную.
— Закройте дверь. Останьтесь там.
Я подчинился. В ванной все было отвратительно знакомым. В раковине, словно искалеченное существо, лежало полотенце.
По ту сторону двери раздался выстрел. Когда я подбежал к полковнику, во рту у него был ствол револьвера, напоминающий трубку странных очертаний, которую Блекуэлл курил и с ней заснул.
Я вернулся в Лос-Анджелес примерно в полдень. Все утро по разбитому асфальту от шоссе к поселку шныряли полицейские машины, все утро народ сновал по деревянному настилу к дому полковника и обратно к стоянке. Я рассказывал историю Блекуэлла и собственных похождений, пока у меня не запершило в горле. Я бы помолчал, если бы сомневался в достоверности услышанного от полковника. Я страшно устал и хотел, чтобы дело поскорее было закрыто.
Труп хозяина вынесли из дому и увезли. Мы обшарили дом и окрестности в поисках Гарриет, но безуспешно. Потом отправились в Малибу и осмотрели «бьюик». Ничего нового.
— Скорее всего, Гарриет плавает в море, — сказал я Изобел. — Похоже, он избавился от трупа тем же способом, что и от пальто. Тело, как и пальто, вынесет на берег следующий прилив.
Мы сидели в ее комнате. Шторы были опущены, но она не включала свет. Возможно, она не хотела, чтобы я видел ее лицо. Возможно, она не хотела видеть моего лица. Она сидела в шезлонге и смотрела сквозь искусственный полумрак на меня так, словно я был так же чудовищен, как и факты, о которых шла речь. Она все покачивала головой из стороны в сторону, и этот жест непонимания и отрицания угрожал стать привычным.
— Простите, миссис Блекуэлл, но мне казалось, лучше вам узнать все от меня, чем от полиции или из газет.