- Исакеев Кадрахун, Аильчинов Асан, Кулубеков Джамболот, - Коршунов медленно называл имена вожаков банды. Глухая злоба росла в нем. Чтобы сдержаться, он нарочно сильно двинул больной ногой и сморщился от боли.
Басмачи молчали. Вдруг из-за спин сидящих впереди встал киргиз в изодранном халате, без шапки, с завязанной головой. Ему было лет двадцать пять. Красивое круглое лицо его было обезображено: у него не было левого глаза, и левую щеку пересекал широкий шрам.
Часовой пограничник поднял винтовку и придвинулся к нему.
- Оставьте, - сказал Коршунов. - Пусть говорит, - и прибавил по-киргизски: - Выходи вперед и говори, джигит.
Киргиз, ни на кого не глядя, подошел к Коршунову и заговорил. Он выкрикивал короткие, отрывистые фразы:
- Я скажу. Мой отец - батрак. Мой дедушка - батрак. Я, Алы, тоже батрак. Я работал на баев всю мою жизнь, и я голодал всю мою жизнь. Смотри: бай камчой* выбил мой глаз только за то, что я взял молоко у его любимой кобылы. И вот бай сказал: русский - враг, пограничник - враг. Бай дал винтовку, бай дал коня, бай сказал: "Алы больше не батрак. Алы джигит". Я и он, и он, и он, и еще много бедняков поверили баям. Баи нас обманули. Я не джигит, - я батрак, как и был. Только теперь баю нужно, чтоб я не скот его пас, а чтоб я воевал. Я батрак на байской войне, потому что русский, пограничник, ты - враг не мне, а баю.
_______________
* К а м ч а - плетка.
Коршунов сидел не двигаясь.
- Я знаю тебя, - кричал киргиз. Рваный халат его развевался. - Я много слышал про тебя. Ты - Коршун-командир. Коршун-командир - хороший командир, хороший друг. Так говорят киргизы в селеньях. Я слышал. Сегодня ты победил баев. Коршун-командир - хороший командир, хороший солдат. Я видел. Вот они сидят и боятся сказать свое имя, боятся посмотреть прямо тебе в глаза. Они трусы. Они воры. Смотри, Коршун-командир, вот они...
Киргиз резко повернулся и плюнул в лицо одному из басмачей.
- Вот это Исакеев Кадрахун!
Коршунов встал.
- Хорошо, - негромко сказал он, - где остальные?
Тогда встал еще один киргиз. Он был худой, высокого роста, с длинным туловищем и длинными, как у обезьяны, руками. Сухое лицо его с резко очерченными скулами, с нависшим лбом и с косыми, широко расставленными глазами было уродливо. Ему было на вид лет сорок пять. Он спокойно посмотрел на Коршунова и заговорил неторопливо и сдержанно. Он говорил по-русски, почти чисто выговаривая слова.
- Здравствуй, Коршунов. Меня зовут Аильчинов Асан. Здравствуй. Этот кричал, что я боюсь тебя. Он врал. Я никого не боюсь, и тебя я тоже не боюсь. Я много воевал с кзыл-аскерами*, и меня никто не мог взять. Твои товарищи не знают, как воевать в наших горах, и я уходил от них и смеялся над ними. Сегодня ты победил меня, Коршунов. Ты в два раза моложе меня или, может быть, больше чем в два раза. Я хотел бы иметь сына такого же джигита, как ты. Теперь я прошу тебя накормить меня, потому что ты так быстро шел за нами, что мы не могли остановиться, и я голоден. Потом я буду еще говорить с тобой. Я могу сообщить много важного тебе и твоему начальнику. Ты передашь твоему начальнику, что я согласен на мир с вами. Мы вместе выработаем условия. Еще я прошу тебя поместить меня отдельно от них, потому что глупые люди злы на меня, и они могут убить меня ночью.