Я начинаю осторожно зарываться в то сено, которое рассыпала вокруг нас с Финном; медленно, чтобы не издавать никакого шума. Финн тут же следует моему примеру. Уши Дав шевелятся, следуя сигналам с другой стороны стены. Если я напрягаю слух, то слышу мягкий стук копыт, ударяющих по мокрой земле… еще раз, еще… И выдох — не громче, чем шепот дождя на крыше,
Я не знаю, что там делает кабилл-ушти. Может, у водяной лошади уже пропал интерес к нам. Может, ее расхолодила изгородь, стоящая между нами. Я мысленно прослеживаю тот путь, который нам нужно пройти, чтобы добраться до дома: вокруг противоположной стороны сарая, потом вдоль двух секций изгороди, потом сквозь ворота, сооруженные из железных труб, и потом — пятнадцать футов до двери.
Возможно, одному из нас и удастся вовремя проскочить сквозь ворота. Но этого недостаточно.
Ночь темна и тиха. Я напрягаю слух, ожидая услышать еще один мягкий удар копыта. Внимание Дав сосредоточено на той точке, откуда в последний раз донесся звук. Финн почти полностью зарылся в сено и смотрит па меня. Его зубы крепко сжаты.
Над крышей шипит водяная пыль. Вода стекает по железу, по одной, по две капли зараз, издавая мягкий, едва различимый звук, когда капли ударяются о землю. Где- то вдали я слышу нечто похожее на гул автомобильного мотора. Ветер шевелит сено. С другой стороны стены ничего…
Дав вздрагивает.
Сбоку в сарай заглядывает длинная черная морда.
Это настоящий дьявол.
Я замираю, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не завизжать. Тварь черна, как брикет торфа ночью, а ее губы растянуты в ужасающей усмешке. Уши у водяной лошади длинные, и они зловещим образом направлены концами друг на друга, не как у лошади, а как у какого-нибудь демона. Чем-то они напоминают хвостики у акульих яиц. Ноздри тоже длинные и узкие, чтобы не пропускать в нос морскую воду. Глаза черные и слизистые — рыбьи глаза.
От лошади разит океаном. Это вонь отлива, когда на скалах остается разная гниющая дохлятина. Это совсем не похоже на запах лошади.
И эта тварь голодна.
Кабилл-ушти вытягивает шею, поверх изгороди заглядывая в сарай. Все, что разделяет нас и странно скалящуюся водяную лошадь, — три доски, которые я собственноручно, хотя и под наблюдением мамы, приколотила к столбикам. В каждую доску забито по три гвоздя, а не по два, поскольку пони, как объяснила мама, испытает, на прочность каждую из них.
И вот теперь черная как ночь водяная лошадь прижимается грудью к этим доскам. Не сильно. Слегка, так же как она толкалась в заднюю стенку сарая.
Гвозди скрипят.
Я слышу, как колотится мое сердце, а может быть, это сердце Финна, а может быть, оба они, и стук этот так быстр и громок, что я не в силах дышать. Мои пальцы стискивают сено, ногти впились в ладони.