Томми наконец добывает носок, тот опять перелетает из рук в руки, и даже собаке достается еще разок, пока наконец Финн не спрашивает:
— А где Гэйб?
И только тогда мы замечаем, что он так и не вышел из кухни.
Я делаю шаг в сторону двери, но Томми хватает меня за руку.
— Я сам.
Томми просовывает голову в кухню, и мне не слышно, что он говорит. Потом снова оборачивается к нам, улыбаясь.
— Хорошие новости. Ужин готов.
Рядом с ним в дверях появляется Гэйб, и они обмениваются взглядом, который бесит меня, потому что это еще один тайный язык мужчин.
Наконец и Пег выходит и обращается ко всем нам:
— Если хотите есть, придется самим о себе позаботиться и все разложить по тарелкам.
Пока едим, мы не слишком много разговариваем — может быть, все остальные, как и я, вспоминают события этого вечера. Но тишина никого не угнетает. Шторм еще не разыгрался настолько, чтобы постоянно напоминать о себе, и можно без труда вообразить, что мы просто пришли сюда в гости. Пег Грэттон обращается ко мне только один раз — чтобы сказать, что я могу пойти и дать Дав еще сена, если ей это нужно, пока не наступила ночь и пока шторм не усилился.
Насчет шторма она права. К тому времени, когда мы отправляемся спать, порывы ветра становятся чаще и яростнее, от них вздрагивают оконные стекла. Мне постелили чистые простыни, но в комнате все равно царит запах Бича, а от него пахнет соленым окороком. Пока еще не погашен свет, я успеваю заметить, что в этой комнате нет никаких личных вещей, ничего, однозначно указывающего на ее хозяина. Здесь только кровать и классического вида письменный стол, на котором стоит пустая ваза и лежат несколько монет; еще имеется узкий комод с основательно потертыми углами. Я гадаю, не было ли здесь прежде гораздо больше признаков Бича — он ведь мог уже собрать все, готовясь отправиться на материк.
Об этом я думаю, пытаясь заснуть. Я лежу на одном краю кровати, а Гэйб — на другом, но кровать не рассчитана на двоих, две ее стороны все равно что одна, и локоть Гэйба то и дело упирается в мои ребра, а его плечо задевает мое. Здесь гораздо теплее, чем в нашем доме, а от того, что Гэйб рядом, температура еще больше повышается, и я просто не представляю, как тут спать. Впрочем, Гэйб дышит так, что вряд ли и его можно принять за спящего. Довольно долго мы лежим вот так в темноте, прислушиваясь к стуку дождевых капель по крыше, и я думаю о сломанной изгороди у нашего дома, о том, как кричала Паффин, о длинной, длинной черной морде, заглядывающей в сарай с односкатной крышей…
Из-за усталости я не думаю о каких-то там правилах вежливости, о том, чтобы проявлять тактичность, и просто спрашиваю Гэйба: