— Что ж, Шон Кендрик, — говорит он.
Мне нужен Корр.
Я не в силах выговорить ни слова.
Малверн потирает ухо большим пальцем и смотрит на картину, изображающую двух ухоженных племенных кобыл; картина висит над камином.
— Ты плохой собеседник, а я не умею проигрывать, так что давай вот на чем остановимся. Если ты победишь — я продам его тебе. Если проиграешь — я не хочу больше об этом слышать, никогда.
И над океаном как будто восходит лишнее солнце.
Я вдруг осознаю, что и не ожидал ничего подобного.
Я выигрывал четыре раза. И могу сделать это снова. Мы можем сделать это снова. Я вижу песок под ногами, лошадей вокруг, прибой под копытами Корра… и в конце всего этого — свобода.
— За сколько? — спрашиваю я.
— Три сотни.
В глазах у него лукавство. Мое жалованье — полторы сотни в год, и именно Малверн мне его платит, так что знает мои доходы до последнего пенни. Побеждая на бегах, я получаю восемь процентов от суммы приза. И я накопил, сколько сумел.
— Мистер Малверн, — спрашиваю я, — вы хотите, чтобы я вернулся, или вы просто продолжаете свою игру?
— Хотеть и нуждаться — это очень разные вещи, — говорит Малверн, — Двести девяносто.
— Мистер Холли предложил мне работу.
Малверн явно задет, хотя я и не знаю, чем именно: мыслью о том, что может потерять меня, или упоминанием имени Холли.
— Двести пятьдесят.
Я складываю руки на груди. Двести пятьдесят — нереальная для меня сумма.
— Да кто захочет к нему подойти после сегодняшнего?
— Все водяные лошади кого-нибудь убивают.
— Но не все они убивают кого-нибудь в тот момент, когда на их спине сидит ваш сын.
Лицо Малверна становится острым, как осколок стекла.
— Назови свою цену.
— Двести.
Это тоже дорого, но все же более или менее достижимо. Но только более или менее. В том случае, если я прибавлю к своим накоплениям процент от будущего выигрыша, который нужно еще получить.
— Ну, в таком случае я просто ухожу, мистер Кендрик.
Но он не уходит. Я стою на месте и жду. И вдруг замечаю, что в вестибюле воцарилась тишина. И наконец понимаю, почему Малверн выбрал именно это место, а не чайную, и не конюшни, и не свой кабинет. Здесь он сделает себе наилучшую рекламу, какую только можно вообразить. Его имя будет у всех на слуху. Малверн глубоко вздыхает.
— Хорошо. Две сотни. Желаю удачных бегов, джентльмены.
Он засовывает руки в карманы и уходит. Калверт распахивает перед ним дверь, впуская внутрь несколько лучей ослепительного дневного света. Я должен победить.