— Однажды он купил где-то жеребца, золотого, словно к нему прикоснулся царь Мидас. Семнадцати или восемнадцати ладоней в высоту, с гривой и хвостом как у льва. Стоило раз увидеть этого коня, и ты понимал: так и должна выглядеть настоящая лошадь. Нo вот какая проблема: никто не мог оседлать этого жеребца. Он сбросил четверых и убил одного, и он пожирал четыре или даже восемь тюков сена в день, и никто не мог прикоснуться к этому убийце. И вот я сказал его хозяину, что могу укротить жеребца, а если я это сделаю, он даст мне работу, и я никогда больше не буду бедным. Торговец ответил, что не может мне обещать избавления от бедности навечно, но работа у меня будет до тех пор, пока он сам жив. Так что я взял золотого жеребца и взнуздал его. Я вырезал шоры и закрыл ему глаза, и сел в седло. Мы носились по всем окрестным полям, и он ничего не видел, а я чувствовал себя королем. Когда я привел его обратно, он стал кротким, а я получил работу. Что скажешь на это?
Я смотрю на Малверна. Он снова подносит к губам чашку с непонятным чаем. Я чувствую, что от чая пахнет сливочным маслом.
— Я вам не верю, — говорю я. Когда брови Малверна взлетают вверх, я добавляю: — Вы никогда не были молодым.
— Надо же, а я думал, у тебя нет чувства юмора, мистер Кендрик!
Он умолкает, когда Эвелин ставит передо мной чашку чая. Она предлагает мне молоко и сахар, но я отрицательно качаю головой. Потом он еще пережидает, пока Эвелин спускается вниз, и только после этого снова начинает говорить.
Он накрывает салфеткой свою чашку, как будто это труп, а не пустая чашка.
— Мой сын говорит, ты убил одну из моих лошадей.
Гнев обжигает мне губы, грудь, руки становятся горячими.
— Ты как будто и не удивлен, — добавляет Малверн.
— Я не удивлен, — отвечаю я.
Снаружи слышится бой барабанов, он все приближается, становится громче, слышен смех… Потом — негромкое насмешливое хихиканье, такое, которое заставляет хмуриться тех, кто не участвует в веселье или не понимает шутку. Брови Малверна сдвигаются к переносице, голова склоняется набок, как будто сцена на улице предстает перед ним более отчетливо, чем мое лицо. Барабаны теперь стучат равномерно, как копыта бегущих лошадей, и я гадаю, не вспоминает ли Малверн золотого жеребца размером с амбар, несущегося по лугам какого- то далекого, неведомого острова.
— Куинн Дэйли рассказал мне, что он сам видел, — говорит Малверн, — Как ты тренировал Фундаментала в той бухте. И ты выглядел рассеянным. Он сказал, что твои мысли были далеки от работы, поэтому ты так и не заметил опасность в воде.