И вот мы очутились в Скармауте. Вокруг — народ в маскарадных костюмах, и барабанщики, и группы певцов… Мама купила нам колокольчики и ленты и особые ноябрьские пирожные, от которых руки у меня на несколько дней стали липкими. И везде был шум, шум, шум, так что наконец Финн, тогда совсем еще маленький, расплакался. Невесть откуда появилась Дори-Мод с одной из страшных карнавальных масок в руках и надела эту маску на Финна. Спрятавшись за мордой зубастого монстра, Финн как будто мгновенно рассвирепел.
За все те годы, что мама была с нами, я всегда видела ее за каким-нибудь делом: она то мыла кастрюли, то разрисовывала чайники, то забиралась на крышу, чтобы приколотить на место отставшую дранку. Но почему-то теперь, думая о маме, я всегда вспоминаю тот праздничный вечер и то, как она весело плясала с нами в хороводе, и как сверкали в улыбке ее зубы, и каким незнакомым казалось ее лицо в свете костров, и как она пела ноябрьские песни…
Прошло много лет, и сегодня снова — день начала фестиваля. Теперь мы можем идти, куда нам захочется, так как не осталось в живых никого, кто мог бы нам что-то запретить. Это очень странное, опустошающее чувство.
— Я завел «морриса», — сообщает Финн, входя в дом.
Он наблюдает за тем, как я мою посуду, с гораздо большим интересом, чем заслуживает того процесс.
— Понадобилось время, — добавляет он.
Я ему верю. Он вымазался с головы до ног.
— Ты страшен как смертный грех, — говорю я, — Что это ты делаешь?
Вместо того чтобы отправиться в ванную комнату и привести себя в порядок, Финн идет за своей курткой, которая валяется на полу у очага, рядом с папиным креслом.
— Я боюсь выключать мотор, вдруг он не заработает снова.
— Но ты ведь не можешь весь вечер его гонять.
Брат натягивает свою неуклюжую шапку.
— Просто поверить не могу, что мама считала тебя умной.
— Она и не считала. Это она о Гэйбе говорила, — откликаюсь я.
Финн берется за ручку двери, и я вдруг догадываюсь, куда он задумал отправиться.
— Погоди… ты что, собрался на фестиваль? — выпаливаю я.
Финн молча оглядывается и смотрит на меня.
— И Гэйб еще не вернулся… Да почему ты решил, что мы туда поедем? Мне завтра очень рано вставать.
— Потому что ты должна довести до конца свою регистрацию, — говорит Финн, — Так написано на листке с твоими правилами.
Конечно же, он прав. Я чувствую себя ужасно глупо из-за того, что сама об этом забыла, а потом у меня внутри все куда-то падает. До сих пор между мной и всеми теми, кто мог что-то сказать о моем участии в бегах, было весьма приличное расстояние. А теперь оно уж слишком сократилось.