— Я прекрасно понимаю, почему ты хочешь все определить сам. Из-за продажи меня у тебя появилось некое странное чувство ответственности, верно? Но я знаю и то, что люди не так уж сильны. Если человек знает способ, как можно точно определить правду, он обязательно попытается им воспользоваться. А ты не пытаешься — почему?
Больше всего Лоуренсу хотелось бы узнать, чего добивается Хоро этим вопросом, но, поскольку все его неуклюжие попытки вытянуть из нее это заведомо закончатся плохо, он ответил честно:
— Если я забуду, как отличать правду от лжи, ты же первая рассердишься.
— …Сама честность. Почему бы тебе не попробовать полагаться на меня чуточку больше?
Когда он начнет полагаться на нее, совсем скоро он будет полагаться на нее абсолютно во всем.
Человек может приспособиться ко всему. Нужно быть святым, чтобы об этом не задумываться.
— Я не настолько умен, — ответил Лоуренс.
— Если поупражняешься, привыкнешь ко всему.
Волосы, которые Лоуренс привел в порядок, вновь рассыпались и тихо заколыхались.
— Не желаешь поупражняться?
— Поупражняться полагаться на тебя? — игриво переспросил Лоуренс. Медленно колышущийся хвост Хоро постепенно замер.
Она закрыла глаза, потом медленно открыла вновь. На лице ее была мягкая улыбка, как будто она была готова простить любую оплошность.
Ее лицо без слов говорило, что она примет любой пришедший Лоуренсу в голову способ положиться на нее.
Если она делала это, чтобы поддразнить его, то это была очень жестокая шутка.
Кто бы стал его винить, если бы он попался в подобную ловушку?
Поэтому мысли Лоуренса стали еще холоднее.
Он даже додумался до предположения, что, быть может, таким способом Хоро показывает, как злится на него, и что все это ловушка, и что Хоро только и ждет, когда он улыбнется.
Похоже, целью Хоро было просто позабавиться, наблюдая за ним в таком состоянии.
Наконец он ухмыльнулся — с еле заметным оттенком злорадства.
— Ты хочешь сказать, чтобы я не ставила такую злую ловушку? Я не сержусь, — сказала Хоро.
— Если ты сердишься, то уж сердишься.
— Ну, в общем, на этот раз никакой ловушки. Можешь упражняться полагаться на меня сколько твоей душе угодно.
— …Это ведь всего лишь твои слова, верно? — пожал плечами Лоуренс. Хоро захихикала, потом, отсмеявшись, положила голову на руки.
— Ты меня раскусил — какой позор для Мудрой волчицы.
— Даже я учусь чему-то.
Хоро не смеялась, но и рассерженной не выглядела; лишь намек на улыбку виднелся на ее лице, когда она кивком указала на угол кровати. «Садись, — словно бы говорила она. — Аа, ты такой же неисправимый добряк, как и всегда».