Я разозлился так, что чуть не сбросил оставшуюся одежду, просто чтобы поразить эту скотину видом не только женских грудей, но и мужского члена и насладиться его замешательством. Однако я прекрасно понимал, что, придя в себя, Страбон убьет меня на месте, а потому сдержался и снял только strophion.
— Груди маловаты, — заключил Страбон. — Но по-девичьи упруги, и они, разумеется, набухнут от беременности.
Он начал неторопливо снимать с себя верхнюю одежду, а я просто смотрел на него, не говоря ни слова, поэтому он продолжил:
— Нет, я вовсе не нахожу тебя отталкивающей, да и других жен и наложниц у меня сейчас нет. Твои предшественницы все умерли, так и не дав жизни ни одному младенцу мужского пола, за исключением Рекитаха, этого парня с рыбьим лицом, — ты его видела. Император Зенон думает, что, раз он удерживает моего сына в заложниках, я буду вести себя послушно. Vái! Вот болван! А ты еще совсем молоденькая. Не старше Рекитаха, думаю. Возможно, ты родишь мне более достойного наследника. И тогда, знаешь ли, мы будем связаны неразрывно.
— Да спасут меня небеса, — ответил я, стараясь, чтобы мой голос оставался твердым и холодным. — А вдруг этот ребенок окажется таким же уродом, как ты. Рекитах смахивает на рыбу, а ты похож на лягушку с…
Шлеп! Он снова выбросил вперед ручищу, и я упал на спину на ложе, оглушенный, половина моего лица полыхала огнем.
— Я ведь предупреждал тебя, девка, не трать силы на бесполезные оскорбления. Прибереги свой ротик, чтобы поплевать себе на ладошку. Затем воспользуйся этой слюной, чтобы смочить у себя внизу, или там будет болеть сильней, чем сейчас лицо. Я не теряю времени на любовные игры и не требую этого от тебя. Нечего притворяться возбужденной и ласковой. Что же касается того, чтобы раздеться догола… Если уж ты настолько стыдливая, можешь продолжать носить свои жалкие амулеты — и даже свой римский пояс целомудрия. Ты слышишь меня? Все, что мне требуется от тебя, это чтобы ты лежала и терпела!
И мне пришлось подчиниться. А что еще я мог сделать?
Сначала было очень больно, потому что член у старого и седого Страбона оказался огромным и действовал он весьма энергично. Однако спустя короткое время я перестал ощущать боль. Я испытывал лишь отвращение: ведь мною пользовались самым мерзким образом, а еще спустя некоторое время я покорился судьбе, представив, что Страбон просто вколачивает свой член мне под мышку или во впадину между грудями. Он потел и мусолил меня слюнями, словно был всего лишь огромным надоедливым псом, остальные же его выделения я предпочел воспринимать всего лишь как отвратительную грязь.