Сеня вдруг затормозил, прижался к обочине и дал задний ход.
— Ты что? — спросила я.
Он молча вернулся к указателю, и мы повернули на Нижние Углы.
— Куда ты едешь? — спросила я.
— В Нижние Углы, — сказал Сеня.
— Зачем?
Сеня долго не отвечал, асфальтовая дорога закончилась, и началась грунтовая.
— У меня там бабушка, — сказал Сеня.
— Какая бабушка? — спросила я.
— Обычная, — сказал Сеня.
— Но я знаю твою бабушку, — сказала я. — Она живет в Сокольниках. А вторая твоя бабушка давно умерла, нет?
— Значит, прабабушка, — ответил Сеня.
И нас подбросило, потом что дорога становилась все хуже.
Мы ехали и ехали. Мы ехали долго. Меня укачало, я проснулась, когда мы остановились у дома на краю деревни. Сеня вышел из машины, я вышла за ним. Дом был хилым, забор вокруг него почти везде обвалился, а на оставшихся колышках висели тряпки и торчали банки. По двору шастали куры. Под яблоней лежала грязно-серая коза, и она смотрела на нас серьезными желтыми глазами.
Из дома выглянула бабуля, она повозилась в сенях и поспешила к нам, внимательно в нас вглядываясь.
— Кого ищете? — участливо спросила бабуля.
— Бабка, — сказал Сеня, — я твой внук.
Он сказал это так просто, и радостно, и открыто — а еще начинало садиться солнце, и оно подсвечивало Сеню, как будто он на сцене, а на него направлен золотистый прожектор. Ворот его рубашки был распахнут, черные волосы вились, он весь сиял, и я им залюбовалась. Чуть не заплакала от умиления.
— Оооой! — удивленно сказала бабуля. Она тоже расцвела: — Это ты чей же будешь, внук?
— Мать Татьяна, батя Паша, — сказал Сеня.
Бабуля задумалась.
— А фамилия? — спросила бабуля.
— Тихонов, — сказал Сеня.
— Это какие же Тихоновы? — спросила бабуля. Но тут же опять заулыбалась, пригладила волосы под платком, взяла Сеню рукой за локоть, повела в дом. Я уцепилась следом. Откуда-то выскочил еще бобик, с лаем, мелкий и суетливый, — вертелся между ногами, то ли лизал, то ли покусывал, бабка на него пшикала, я боялась на него наступить.
В доме пахло кислым, сладким и мокрым деревом.
Мы заночевали в столовой, бабуля постелила нам большую кровать, а сама ушла в дальнюю комнату. А утром, когда я открыла глаза, было как-то слишком тихо.
В окне колыхалась ветка, рядом дышал Сеня, тикали часы — и всё. Остальное было недвижным, молчаливым.
Я слезла с кровати, надела платье, пошла во двор. На крыльце чуть не наступила на бобика — он дрых, пригревшись на солнышке, кверху пузом. По двору шастали куры. Коза под яблоней исчезла.
День был солнечным, пригожим. Но тишина стояла фантастическая. Машины не гудели. Люди не кричали. Хоть бы какой петух заорал или там застрекотал кузнечик. Но нет. Все вокруг молчало.