— Обижаешь, друг. Я ничего не придумываю, я лишь перетасовываю колоду. Жизнь интереснее любого романа, это уж тебе должно быть известно.
— М-да. Только вот в романе можно открыть последнюю страницу и убедиться, что наши победили, кавалерия подошла вовремя, а героиня совершенно точно была спасена из огня героем. В жизни так не бывает. То есть бывает, но не всегда.
— Вот! Именно этим я и занимаюсь. Берешь настоящую жизнь и превращаешь ее в роман. Только так и можно сравняться с Богом.
— Если с Богом можно сравняться — какой же он Бог?
— Не богохульствуй, сын мой. Лучше почини свой драндулет. Вас было слышно за десять миль.
— Отпугивает хищников. Ладно, починю. Завтра вы никуда не собираетесь?
— Если только верхом. Пока у нас знакомство с местностью. А у нее красивые глаза.
— Да. Серенькие такие… А послезавтра?
— Посмотрим. Я не хочу сразу пугать ее рассказами о папеньке. Она еще не готова.
— А непосредственно папенька?
— Готов настолько, что я даже опасаюсь, не переборщил ли. Мальчишки могут заартачиться.
— Артачился один такой…
— Он их любит.
— Что лучше — два сына-оболтуса или одна дочь-бесприданница?
— Ты циник. Так нельзя.
— Я все хотел спросить… Откуда ты раскопал всю эту историю?
— Про это я напишу свой следующий роман. А может, не напишу. Может, именно этот станет вершиной моего творчества?
— С твоим самолюбием? Ну нет. Ладно, пошел на сеновал. Образ есть образ. Бриться тоже нельзя?
— Иди отсюда. Побреешься послезавтра.
— Чешется…
— Спокойной ночи.
— Приятных снов.
Джуди проснулась и некоторое время бессмысленно пялилась в потолок. Потолок был чужим. У нее дома прямо над кроватью находились довольно внушительные трещины, Сколько Джуди себя помнила, эти трещины практически не изменили очертании. В детстве она любила их рассматривать — ей чудились в них очертания старинных кораблей с раздутыми парусами…
Этот, чужой, был белым и чистым, без всяких трещин. Кроме того, Джуди смотрела на него сквозь пелену тончайших кружев с цветочным узором.
Девушка осторожно скосила глаза направо, туда, где было светлее. Окно. Высокое, во всю стену. Вполне могло служить и дверью. Наверняка и служило. Да, именно такие окна называются французскими. За окном сияло солнце и голосили птицы. Не пели и не щебетали, а именно голосили, видимо, от избытка чувств.
Теперь она все вспомнила и радостно рассмеялась. Она в Африке, в доме печального принца Эндрю Стила. Она прилетела сюда на самолете, чтобы увидеться со своим отцом, которого никогда не знала.
Джуди повернула голову налево — и немедленно испытала сильнейшее желание завизжать и накрыться одеялом с головой, однако отвергла эту мысль как недостойную.