Пусть любовь сменится ненавистью, ведь стена между этими двумя понятиями слишком хрупка и может легко рассыпаться в множество сверкающих осколков.
А потом она быстро оделась и тоже убежала на улицу, постояла немного под дождем, не зная кого, собирается искать — Таню, Наташу или что-то другое, навсегда потерянное и исчезнувшее, и побрела куда-то в темноту, куда глаза глядят.
— Наташа, подожди! Умоляю тебя… — у подъезда ему удалось все-таки догнать девушку и схватить за руку, чтобы она не побежала дальше.
— Это совсем не то, о чем ты подумала! — каждый человек однажды в своей жизни, или может быть не однажды, но все-таки говорит кому-то эту фразу, и теперь настал его черед. Впервые в жизни он действительно был не виноват. Но как доказать это Наташе? Он понимал одно: если она сейчас убежит, случится что-то страшное, впрочем может быть даже не с ней. Этой дождливой, леденяще-холодной ночью обязательно случится что-то страшное.
— Да ладно!? — нервно рассмеялась девушка, тряхнула головой, отбрасывая назад длинные растрепанные волосы, — это, конечно же, твоя сестра, угу?! Я не хочу слушать этот бред! — закричала она, — избавь меня от этого, избавь! Не любишь — не мучай меня, отпусти меня, отстань… Я тебя ненавижу! Да чтобы ты сдох! — ей удалось вырвать руку, и она бросилась бежать, а Кир снова за ней.
— Да подожди же ты, черт побери! — крикнул он ей, но она не послушалась. Ему казалось, что дождь с каждой минутой становится сильнее и сильнее. Еще немного и они все потонут в этом сияющем море слез, пролившемся с немилосердных небес.
— Мне нужна только ты, эй…… — слова повисли в воздухе. В них было что-то отвратительное и противоестественное, но у Кира не было сил об этом думать.
Автобус, — пронеслось у него в голове, когда приблизился неожиданный конец их бессмысленной гонки. Наташа добежала до остановки и запрыгнула в автобус, а он, конечно же, не успел.
— Откройте двери, пожалуйста… — но водителю было толи все равно, толи он просто не слышал его голоса за шумом дождя и мотора. Кир некоторое время еще смотрел вслед, а потом без сил опустился на колени прямо, на мокрый, сияющий в свете фонарей асфальт, тяжело дыша, и закрыл лицо руками.
Теперь его ненавидят обе сестры.
«Зато все хотя бы справедливо» — решил он, потому что едва ли его есть за что любить, ненависть это именно то, чего он заслужил.
Особенно за эту последнюю ложь, за эти слова, которые едва ли были обращены к Наташе.
За эти слова, которые ему хотелось никогда в жизни не говорить, не знать вообще.
Не знать, как это стоять под дождем и смотреть в след уезжающему автобусу, чувствуя как внутри разрастается страшная безнадежная пустота. Не знать, что, значит, пожелать смерти… Навсегда остаться здесь под дождем, похолодеть, перестать дышать… Это ведь чувствовал его отец? Ну как упрекать его в чем-то после этого!