— Тебя дома ищут, — все-таки решилась она, Таня кивнула и оторвала голову от колен — она уже не плакала, хотя по разводам на лице и красноте глаз не сложно было догадаться, что это осталось позади.
— Мама вернулась? — догадалась Таня, шмыгнула носом.
— Ага… Она была ночью на дежурстве? — это было и так очевидно, но Люсе не хотелось молчать. Вопрос «что случилось» так и рвался наружу, только она не решалась его задать.
— Ну… там привезли какого-то очень тяжелого. Всю ночь оперировали, — с какой-то даже скрытой гордостью вспомнила Таня и сказала задумчиво, — я… наверное, тоже стану врачом… может быть.
— Конечно станешь, — Люся выдавила из себя улыбку, отбросила назад волосы, которые лезли в лицо, и встала, протягивая подруге руку, — пойдем домой, а? Ты замерзла…
Таня неуверенно поднялась, огляделась по сторонам мутными глазами, вздохнула, запахнув легкую курточку.
— Небо совсем чистое, — заметила она, задрав голову, и ветер разметал ее волосы, открывая высокий лоб и тонкие черточки бровей, обычно скрытые челкой, — как летом.
Люся не знала, что сказать на это. Она смотрела на подругу и думала что у нее очень красивые черты лица и куда менее детские, чем у нее, они с Наташей вообще выглядели куда старше, несмотря на незначительность разницы в возрасте. Только глаза у обеих были наивные, чистые, грустные, как у детей. А Люсе ее глаза казались какими-то слишком безумными для ребенка, когда она встречалась взглядом с отражением в зеркале. В них как будто горело холодное сине-серое пламя, готовое однажды вырваться наружу неожиданными последствиями. Такой чертик в табакерке, которой была ее душа. Это плохо сочеталось с ее инфантильной внешностью, это было странным и немного пугающим. Может быть, поэтому люди ее побаивались точно также, как она побаивалась людей.
— Сегодня будет дождь, я готова поспорить, — Таня перестала смотреть на небо и взяла Люсю за руку, — пойдем, правда. А где Наташка?
— О, это долгая история, — Люся тяжело вздохнула, — к нам у школы какой-то мужик подошел, попросил показать, где больница, а наша Мать Тереза не могла ему отказать. Мне страшно, Тань… ему же лет тридцать, она не заметила?
— Не бойся, — равнодушно заверила ее Таня, — на улице он с ней ничего не сделает, — Таня почему-то поморщилась, отвернулась в сторону и, отпустив руку Люси, пошла к выходу с пустыря, — а вообще ты правильно боишься за нее, — бросила она, — они все редкостное дерьмо.
Люся немного постояла на месте, смотря ей в след, а потом осторожно поинтересовалась:
— Кто?
— Мужчины, пожалуй, — без какого-либо выражения в голосе заключила ее подруга и выдавила из себя улыбку, — ну, пойдем, правда. Не стой на ветру.