– Я видел Святого Ангела, – пробормотал я.
Но и Ад тоже.
Когда Наводнение в конце концов спало и море успокоилось, а в церкви остались россыпи водорослей, устриц и моллюсков, я ослабел от большого количества знаний на пустой желудок и был совершенно измотан видениями. К этому времени Пастор окончательно потерял голос и мог только нестройно хрипеть молитвы и благодарности Господу. Мы проковыляли между скамей, собирая рыбу в корзинку для пожертвований и сражаясь с полчищами чаек, и направились к Пасторату.
Нас ожидало потрясение. Весь наружные фасад дома снизу и доверху покрывали гигантские моллюски, цеплявшиеся за стены с огромной силой. (Никогда не видел таких огромных экземпляров; потом мы с Томми поддевали их ломом.)
Отец слабо рассмеялся:
– Господь отпустил шутку, – объяснил он. – Для своего всемогущего развлечения!
И Господь припас не одну шалость в рукаве, потому что, когда отец открыл дверь Пастората, огромная стена морской воды с ревом вынеслась наружу, отбросив Пастора в сторону. Пока он лежал, вода разлилась и впиталась в землю. Затем отец встал, рассмеялся и сказал:
– Слава, ибо Господь в хорошем настроении!
Вечный оптимист. Лично я был не в восторге от Божьего чувства юмора. И тогда, и позже.
В то утро, когда деревенские приплыли назад, небо капризничало, будто масло, как по волшебству то темнея, то светлее, туда-сюда, под долькой лимонного солнца. Сильный просоленный ветер все также свистал с востока, и в гавани мачты и паруса вернувшихся лодок танцевали и сверкали, словно мираж. Таким я и помнил Тандер-Спит после моего отъезда. Разметанным по кусочкам после шторма, словно разбитая стеклянная миска. Позже, в Лондоне, если я терялся, я прикладывал раковину к уху и мог услышать море, понюхать, попробовать на вкус. Ветер и рыба, рыба и ветер, соль, морской овес и чайки.
Дом, милый дом!
Милый, но и жалкий тоже. Пасторат так полностью и не оправился после Наводнения и первых шуток, которые решил отпустить Господь. Большая часть дома прибывала в опустошении, в коем и оставалась следующие несколько лет; с тех пор мы не покупали соли к пище, а просто скребли перочинным ножом кухонный камень-плитняк. Между тем, по углам гнила морская живность, а кладовая на пару месяцев превратилась в заводь с разнообразной фауной, включавшей синюю морскую звезду, гору моллюсков и четырех омаров. Остаток года мы пытались устранить повреждения и каждый погожий день вытаскивали во двор мебель и пожитки, стараясь их просушить.
Смотрите: от софы валит пар в тепле весеннего утра.
Прислушайтесь: крррккк! Это шкаф красного дерева вдруг трескается и, распахнув влажное нутро, являет нам комковатую кашу разложившейся медузы на полу.