Уснул с трудом, хотелось есть. Утром, на третий день, голод усилился, незаметно съел кусочек заготовленного сахара, вроде слегка полегчало. Захотелось пить, сделал вид, что пошел в туалет, и после, когда мыл руки, сделал несколько глотков.
Весь день думал о еде, десятки пар глаз внимательно следили за мной, поэтому не удалось отправить в рот ни кусочка сахара, ни сделать ни глотка воды. Ближе к вечеру впал в какую-то прострацию и уснул. Проспал около 16 часов, по-видимому, это своеобразная защитная реакция организма на прекращение ввода в организм воды и пищи.
Шли четвертые сутки голодовки. Ужасно хотелось жрать, слово «есть» в данном случае было уже неуместным. Съел кусок сахара и хотел встать в туалет, но ноги стали ватными и плохо держали мое тело, но все же удалось незаметно сделать пару глотков.
На утренней проверке стоял, пошатываясь, дежурный надзиратель отвел в сторону и приказал прекратить голодовку, я послал его куда подальше, правда, по-русски. Дубак пригласил меня на экскурсию в пыточную камеру, где еще раз попросил прекратить голодовку, я в ответ мотнул головой.
На вечернюю проверку не вышел, ноги подкашивались и не слушались, голова кружилась, язык сделался шершавым и натирал небо. Опять впал в прострацию, «отключился» и заснул.
Когда пришел в себя, шли пятые сутки, явился дежурный офицер и потребовал пройти с ним, попытался встать, но повело куда-то в сторону, сел на кровать и тихим голосом произнес, что идти не могу. Полицай попросил меня открыть рот, увидел мой язык и велел вызвать врача.
Врач, веселый парень по имени Ибрагим, пощупал пульс, смерил давление, осмотрел мой сухой, больше напоминающий щетку, чем человеческий орган, язык.
— Сколько уже голодаешь? — спросил он.
— Пятые сутки, — через силу дал я ответ.
— У тебя очень плохое состояние, ты сильно обезвожен, можешь умереть, давай прекращай, зачем тебе это надо?
— Зачем, я скажу только лично директору тюрьмы, а то, что помереть могу, знаю, я сам доктор.
— Вот как? Ты доктор? Из России?
— Да в России был хирургом.
— Ну дела, коллега, значит! Но тогда должен понимать, что у тебя уже почечная недостаточность начинается. Ты сколько уже не мочился?
— Два дня.
Доктор приказал шестеркам «небритикам», те взяли меня за руки, за ноги и понесли в медпункт. Уложили на кушетку и притянули к ней широкими ремнями. Сопротивляться не было никаких сил, тело плохо слушалось, было как не мое.
Доктор ловко поставил мне капельницу и стал вводить прозрачную жидкость в пол-литровых флаконах.
«Сейчас организуют воздушную эмболию, и мучения мои разом прекратятся, жаль, что не успел поведать правду Наташиным близким, так и будут считать меня убийцей», — мелькнуло у меня в голове.