Ложась спать вечером второго января, долго ворочался, не мог уснуть, не от холода, нет. Хотя изо рта струился легкий пар и был одет как капуста, плюс шапка на голове и под толстым одеялом. Нет, я не мог заснуть от мысли, что наконец узнаю, от чего, по версии тунисских судебных медиков, скончалась Наташа.
Мудир не обманул, третьего января около 10 часов утра за мной пришел моршед и сказал, что отведет меня в школу. Чувствовал себя довольно сносно, утром успел позавтракать вареными яйцами и выпить кофе, так что был готов к пополнению багажа знаний.
Медресе располагалось в новом тюремном здании, знакомом еще со времен летнего концерта.
Двадцать учеников в возрасте от 25 до 60 лет, рожи — не приведи господи во сне увидеть. Моршед представил меня молодому преподавателю, профессору философии местного универа по имени Омар.
Узнав, что я врач, он обратился ко мне попеременно на французском и английском языках и очень удивился, узнав, что говорю только по-русски и по-арабски. Целый месяц этот философ бухтел, почему в России доктора не знают даже английского. Он даже засомневался, доктор ли я вообще? Только разговор с местным врачом Ибрагимом расставил все по своим местам. Тот подтвердил, что я самый настоящий хирург, причем оперирующий.
Учителя Омара можно понять, каждый арабский доктор говорит на двух, а то и более европейских языках. Вот как ему объяснить, что у нас в стране врач говорит только на родном языке, и знание иностранного — скорее исключение, чем правило. Да и зачем большинству докторов, особенно работающих в глубинке и на периферии, английский или французский?
В арабских вузах обучение идет на этих языках, вся документация и отчеты тоже. Не владея языками, ты не сможешь учиться и работать, это привили арабам еще колонизаторы, да так и сохранилось по сей день.
Все чаще стали звучать призывы перейти на арабский, но пока в Тунисе, по крайней мере, французский язык еще держит пальму первенства. Тунис зависим от Франции, поэтому проще арабу выучить французский, чем французу арабский.
Посадили меня на первую парту с 27-летним амбалом по имени Сэми. Потомственный вор, он ни дня не ходил в школу, а тут вдруг загорелся научиться читать и писать, благо впереди еще три года, время позволяет.
Алфавит я уже знал, поэтому очень удивлял своих «одноклассников» и учителя в быстроте усвоения материала. Я не стал признаваться, что на это у меня ушло почти полгода.
Каждому выдали учебники, разработанные министерством образования специально для великовозрастных Митрофанушек, по которым мы и занимались. Философ знал свое дело хорошо. Три часа пролетели незаметно, по крайней мере мне все было понятно и усваивалось легко. «Одноклассничкам» же наука давалось тяжело, слышно было, как скрипят их мозги. Вот стянуть что-нибудь или морду кому набить, они в два счета организуют, а выучить букву родного алфавита уже тяжело.