Только мы утвердили план, как дня через два приехал Михал Михалыч, один, без Пупкина. После обмена рукопожатиями он перешел к делу.
— Я нашел вам адвоката и переводчика, ваша матушка готова оплатить их услуги, — начал он без предисловий.
— А какие расценки? И откуда у пенсионерки деньги? Она что, с шапкой по деревне пошла? — засыпал я помощника консула вопросами.
— Цен не знаю, это вы с ней сами будете разбираться после, я только нашел и позвонил ей. Она связалась с переводчицей. Процесс пошел! — радостно сообщил Михал Михалыч.
— Ну, и когда суд?
— Не знаю, решайте с адвокатом, он, кстати, опытный и уважаемый человек, думаю, вам поможет. Скоро вас посетит, как деньги ему переведут, сразу начнет заниматься вашим делом.
— Что мама говорит? Что о жене слышно? Как Наташины родственники, звонили?
— Насчет Натальиных родственников — не знаю, как в прошлом году позвонили, узнали, что от 20 лет вам светит, больше не интересовались. Жене вашей звонил, предложил помочь, она отказалась, пускай сам, говорит, выбирается, я его туда не посылала. Мама говорит, чтоб держался! Честно говоря, она очень часто звонит.
— Понятно, достает вас? Из-за мамы, поди, Пупкин злой такой?
Михал Михалыч дипломатично промолчал, выдержав паузу, перевел тему разговора.
— Вполне возможно, что ваши выводы насчет воздушной эмболии и не беспочвенны, но это сейчас пока неважно.
— А что важно?
— Важно вас из тюрьмы вытащить! А остальное потом. Поймите, это Тунис! Тут не так, как у нас!
— Да я уже давно это понял! А что насчет писем, мне сказали, что на русском нельзя писать.
— К сожалению, да, я проверил эту информацию, она подтвердилась. Пишите на английском.
— Но я не знаю английского!
— Ладно, потерпите, думаю, скоро вы выйдете на свободу, обвинения и в самом деле нелепые.
Поговорив еще минут 15, расстались как хорошие приятели, он пожал мне на прощанье руку, и я вернулся в камеру.
Буквально через три дня после визита Михал Михалыча ко мне пришли адвокат и переводчик. Адвокат сильно пожилой араб, невысокого роста с кустистыми, как у Брежнева, бровями и умными глазами. Переводчик, а вернее, переводчица — красивая женщина бальзаковского возраста оказалась соотечественницей. Двадцать лет назад вышла за однокурсника араба и укатила на его родину в Тунис, нарожала детей и уже ассимилировалась, свободно говорила на тунисском диалекте арабского языка и французском. Адвоката звали Мустафа, имя переводчицы — Ольга.
Мустафа заявил, что ознакомился с моим делом в суде, но хотел бы услышать от меня суть проблемы. Ольга от себя добавила, чтоб я говорил только правду, так как адвокат своего окончательного слова не сказал, и что он возьмется за это дело, если поверит мне.