Итак, я вернулась к вам из более далекого путешествия, чем вы себе его представляли. И наша жизнь продолжалась дальше. Произошло несколько важных событий. Михал получил разрешение местного отдела просвещения и сдал экзамены в школе, а также в политехническом институте, и его приняли. Я считала, что он выберет себе гуманитарное направление, до самого конца он сомневался. И снова оказался самым младшим, теперь уже в институте. Но это его, похоже, не беспокоило.
Как-то после Нового года (наступил тысяча девятьсот пятьдесят пятый) зазвонил телефон. Я сняла трубку.
— Это говорит профессор Косович, — услышала я охрипший даже не голос, а шепот. — Я бы хотел поговорить с пани Эльжбетой Кожецкой…
— Это я, — ответила, уже убедившись, что он с самого начала точно знал, кто я. И не помнил моего нового имени.
— Как вы себя чувствуете? — спросил он.
— Хорошо. А как вы, пан профессор?
— Я уже очень старый…
Мы помолчали минуту.
— Вы довольны своей жизнью?
— Да, — откровенно призналась я. Ведь я любила жизнь, несмотря ни на что.
Он вновь помолчал. Я чувствовала, ему хочется спросить меня об отце, он все время хотел меня о нем спросить. Но именно с профессором я не могла говорить об отце. Это было бы ужасно. И для меня. И для него. Молчание на том конце провода отдавалось в ушах, как мольба о помощи. И все равно я не могла говорить.
— Ну, до свидания, — услышала я наконец.
Прошла неделя. Ты вернулся с работы домой, и, увидев тебя в дверях, почувствовала: что-то произошло. Я знала твое лицо.
— Умер профессор, — произнес ты.
Однако он успел порекомендовать тебя на свое место. Это был трудный момент, так как тебе поставили условие — вступить в партию. Как всегда, ты искал во мне помощи.
— Вообще-то это формальность, — сказал ты. — Но не знаю, смогу ли я выдержать.
— Многое можно выдержать, — ответила я.
— Ты меня представляешь на партийном собрании? Это же какой-то гротеск! Я, представляешь, я! Там с ними!
— Они такие же люди, как и ты. Твои коллеги. Большинство из них вступили из-за тех же соображений. Чтобы лучше жить, ради карьеры.
— Плевать мне на карьеру, — выкрикнул ты, — но я хочу заведовать отделением.
— Так почему же ты сомневаешься?
— Я всегда был в согласии с самим собой.
— Так будет и дальше, Анджей.
Ты посмотрел на меня, не шучу ли я. Но я не шутила. Твое двузначное решение было мне необходимо так же, как твой антисемитизм. Мы оба имели дефекты, наш внутренний мир не был кристально чист. Я привносила в нашу жизнь вранье во имя своей любви. Тебе необходимо было сделать сейчас то же самое.