Начали мыться. Если бы кто-нибудь посторонний заглянул в этот час в баню, то подумал бы, что там моют пещерных обитателей. Стоял страшный шум. Гремели тазы. Раздавались дикие выкрики. Под потолком гудело так, будто там роились огромные пчелы.
Один парень намылил голову, а у него утащили таз с водой. Он тыкался из стороны в сторону, ругал шутников самыми страшными словами. Мыло жгло глаза. А ему не давали воды, хлестко шлепали по мокрой спине и ягодицам, не пускали к кранам. Длинному, как молодой тополек, белобрысому парню, когда он, ничего не подозревая, старательно тер шею, вылили под ноги кипяток. Вскрикнув, он запрыгал, высоко задирая острые колени. Баня дрожала от хохота. Вдруг поросячий визг перекрыл общий гул. Это кого-то окатили ледяной водой. И опять исступленный хохот.
Главным изобретателем всех этих «шуток» был, конечно, Дыхнилкин. Он не мылся, а развлекался от души. Это были, наверное, самые счастливые минуты в его жизни.
Странно, что я тоже поддался общему психозу: орал, смеялся, прятал от Кузнецова таз с водой, чтоб ему щипало глаза. И он отвечал мне тем же.
Но в душе меня мучил страх: неужели все два года так жить будем?
Нет, и здесь можно оставаться человеком. Вон Вадим Соболевский моется нормально. Он не поддался общему психозу. Я видел, как он врезал одному весельчаку, когда тот потянул его таз. И ничего Сосед потер скулу, обиженно буркнул: «Шуток не понимаешь» - и ушел в другой угол. Драться с Вадимом не посмел. У Соболевского плечи и мышцы будь здоров, на такого не прыгнешь! Молодец Вадька!
После помывки ребята натягивали военную форму. Новенькое хлопчатобумажное обмундирование - сокращенно его зовут х/б - пружинило, плохо прилегало к телу. Никто не умел закручивать портянки. Этот анахронизм только в армии, наверное, существует; все мы росли в остроносых и тупоносых полуботинках, цветных, узорчатых носках.
В военной одежде ребята сразу стали одинаковыми.
Старшина посмеялся:
– Ну вот, на людей стали похожи!
Когда все ушли, меня и других, назначенных для работы, оставили. Я получил возможность увидеть «плоды» нашего веселья. В раздевалке все было сдвинуто, усыпано обрывками газет, залито водой, запачкано мылом. Скамейки, шкафчики для одежды, решетки под ногами - вкривь и вкось. Даже радиатор центрального отопления кто-то, демонстрируя свою силу, повернул перпендикулярно к стене. Единственный цветок, оставленный в раздевалке, превратился в урну с окурками.
Заведующая не глядела на меня. Может быть, не узнавала в военной форме?
– Не обижайтесь на их, Марь Андреевна, - сказал старшина, - темные они. Что с их взять? А порядочек мы сейчас восстановим… А ну, хлопчики-солдатики, чтоб через десять минут усе блестело как положено!