Шешеня, видно, не ожидал такого ответа. Он опешил:
– Вот как… Хорошо, тогда вопрос остается открытым. - И пошел в штаб батальона.
А я торжествовал. Припер замполита.
Возвратился из отпуска Волынец. Нечего сказать, хорошенький сюрприз преподнесли ему! Боевая подготовка в отделении резко снизилась. На кроссе я еле уложился в «удочку», а раньше бегал хорошо. На строевых занятиях по команде «Кругом марш!» ноги мои заплелись в такой крендель, что я едва не опрокинулся. Отсутствие тренировки сказывается во всем. На огневой подготовке мушка, прорезь и цель так прыгали перед глазом, что я никак не мог совместить их на одной линии. Если бы это была не тренировка, а стрельба, неуд влепили бы наверняка. То же происходит и с другими ребятами. Волынец зубами скрипит. Ох и выдаст он нам требовательность в полном объеме!
…У входа в казарму длинная, с наклоном, ступенька, на нее прибиты деревянные следы по форме подошв. Вечером Жигалов чистил сапоги. Я тоже выбежал привести в порядок обувь, чтоб завтра с утра не возиться.
Близко к Жигалову не подошел. Встал метрах в двух от него. Чищу и поглядываю на взводного. Он верен себе и в этом - надраивает сапоги до глянца. Пришлось и мне потрудиться: не убежишь с недочищенными, когда рядом командир так старается.
Закончил Жигалов. Стоит в сторонке, наблюдает за мной. Ждет, когда я разделаюсь с сапогами. Не успел я завернуть в газету щетку, как он позвал:
– Товарищ Агеев, пройдемся немного?
– С удовольствием.
А сам думаю: «Никакое это не удовольствие - сейчас или замечание сделает, или поручение даст».
Идем по дорожке вдоль казарм. Лейтенант молчит, вроде прогуливается, отдыхает после трудового дня. Я смотрю на его задумчивое лицо и жду.
– Я хочу сказать, товарищ Агеев, - неожиданно начинает Жигалов, - что мне приятно было узнать о вашем благородном поступке.
Я опешил: никакого благородного поступка, на мой взгляд, я не совершил ни в армии, ни дома. Молчу.
– Я имею в виду ваше предложение дать кровь Кузнецову.
Ах вот оно что!
– Ну, товарищ лейтенант, какое тут благородство! Любой дал бы. О таких делах в районных газетах писать перестали.
Жигалов глянул на меня иронически: брось, мол, рисоваться, парень!
– Не знаю, как поступают в районных газетах, но мне приятно, что у нас во взводе есть такие люди.
В груди у меня стало тепло.
– Кузнецов мой друг, - тихо сказал я, не объясняя этим ни свой поступок, ни стремление выглядеть скромным. Просто так сказал, от души.
Жигалов меня понял.
Он вздохнул. Мне показалось, что у него нет такого друга. С таким дружить трудно - уж очень он литой и жесткий, а в дружбе необходимо прикосновение сердца к сердцу.