Нападающих оказалось двое. В скудном свете уличного фонаря он не разглядел их лиц. Да и не было у него для этого времени, успеть бы увернуться от сыплющихся со всех сторон ударов.
Не успел, сдался, еще не начав сопротивляться. Смешно сказать – сопротивляться! Попробуй, помаши кулаками, когда их двое, а ты один. Когда они – разбойники с большой дороги, а ты – всего-навсего московский ботаник, возомнивший себя счастливчиком. Когда у них ножи, а у тебя только голые руки.
Наверное, его хотели ограбить и вели от самого клуба. Да черт с ним, с выигрышем, он бы и сам все отдал, жизнь-то дороже. Зачем же так бить?! Зачем ножи?…
Правый бок вдруг полоснуло дикой, обжигающей болью. Тим заорал, схватился за бок рукой, пальцы наткнулись на что-то мокрое и липкое. Все, сейчас его прирежут, как свинью… Как обидно, он ведь уже начал привыкать…
Избиение прекратилось так же внезапно, как и началось, напавшие на Тима люди исчезли, испарились, точно их и не было. Остались только тускло освещенная улочка и дергающаяся боль в боку. А потом он услышал голоса. Голоса о чем-то спорили. Тим так и не понял, о чем именно, провалился в беспамятство.
Очнулся он уже не на пыльной уличной дороге, а в больнице, той самой, в которой так славно коротал первую неделю своего пребывания в Сенегале. Тим осторожно ощупал забинтованный бок, поморщился.
– До свадьбы заживет. – На стул перед его койкой уселся грузный, наголо бритый мужик. – Уф, ненавижу больницы! – Посетитель вытер вспотевшее лицо краем ярко-желтой майки, хитро подмигнул Тиму, сказал: – А ты и вправду счастливчик! Не сбрехали лягушатники.
Тим только сейчас сообразил, что мужик разговаривает с ним по-русски. Русских в городе было наперечет, и почти всех их он уже знал в лицо, а вот этого толстого весельчака видел впервые.
– Тебе в печень целились, – мужик задумчиво почесал все три своих подбородка, – по идее, ты должен был прямо на месте коньки откинуть, а ты, видишь, извернулся, только поцарапался малость.
Ничего себе малость! Рана на боку не производила впечатление царапины. Да и болела она ощутимо. Кстати, а откуда толстяк знает, что ему целились именно в печень?
– Это вы меня спасли?
– Я, – широкое лицо расплылось в довольной улыбке, – почти километр тебя на собственном горбу до больницы пер. А Ассан, хрен чернозадый, мне совсем не помогал, предлагал бросить тебя там, где нашли.
– Спасибо, что не бросили, – сказал Тим прочувствованно.
– Ну, спасибо на хлеб не намажешь, – толстяк хитро сощурил маленькие глазки, – а вот восьмиста баксов за труды мне вполне хватит.