Скоро они и достигли городского центра на левом берегу реки, оставили без особого внимания фундамент и руины большого здания Совета, где ранее собирались десять тысяч граждан, и увидели перед собой удивительный ансамбль театра. Зена согласилась, по совету Диомеда, оставить коней и спуститься в театр пешими, уже идя меж рядов скамей, они увидели, что одинокая Каллисто сидит на ограждении сцены.
- Я была уверена, что ты придёшь! - крикнула фессалийка ещё издалека. - Есть в мире прочные вещи, в коих можно быть уверенной во все времена! Это не стойкость полисов, конечно, и не честность политиков, нет, это лишь верность твоего слова! Иди же ко мне, освежись, ибо тут, прямо в театре, есть источник чистой воды, и отпусти моего человека!
- Ты хочешь разыграть передо мной какую-то трагедию или сатировскую драму, зачем устроилась в театре? - спросила подошедшая Зена.
- Это не сложно объяснить, но прежде мне хочется отдать тебе должное, ибо ты лишь по одной причине здесь - потому что поверила моему слову. Это значит, что я смогла доказать тебе свою доблесть, что ты верно поняла мою суть. Теперь мне осталось лишь убить тебя, чтобы история наша была завершена, как и должно.
- Об этом ты хочешь поговорить? - воительница толкнула вперёд Диомеда, позволяя ему уйти к фессалийке.
- Об этом также. Смотри, я почти безоружна перед тобой, и всё лишь потому, что полностью доверяю тебе, так и ты не тревожься, но сядь на скамью, сядь повыше меня, ибо ты пока сохраняешь имя сильнейшей, и я сяду, так и будем говорить.
Они разместились, согласно словам Каллисто, и никого более не было в этом огромном театре, тишина же создавала иллюзию, будто весь мир слышит каждое их слово. Габриэль впервые рассматривала фессалийку так близко при дневном свете, когда не надо было ни на что отвлекаться. Та была облачена в уже виденный девушкой панцирь, только теперь она могла заметить искусно сделанные металлические пластины и царапины от оружия на нём, огненные мотивы расцветки панциря удивительно контрастировали со спускавшимися на него волосами. Каллисто носила две таких же косы по вискам, что и Габриэль во время битвы, они были похожи на тугих змей в общей волне её золотистых волос, спадавших на плечи. Лицо же погубившей столь многих поразило девушку своим удивительным светом, происходившим, большей частью, от глаз, карих с золотом, затаённо горящих в глубине. Она была красива, однако никакого тепла в ней не чувствовалось. Могла ли Каллисто любить, Габриэль понять было невозможно, но то, что могла ненавидеть, и ненавидеть как немногие, девушке было совершенно ясно.