Неумолчно жужжит компьютер, из его нутра стаккато вырывается треск, постукивают клавиши. Я методично переписывала адреса из папиной книжки на диск. То и дело приходилось останавливаться — какое-то имя вызывало в памяти воспоминание, затенявшее экран. Я перескакивала через тех, кого знала: родственники, соседи, которых я называла «дядя» и «тетя», — их я оповещу лично. Но в книжке были десятки фамилий, которых я никогда прежде не слышала. Чем больше я таких обнаруживала, тем больше это сбивало меня с толку. Я не могла сказать, были ли эти люди когда-то близкими друзьями или просто знакомыми, с кем папа общался на отдыхе и обещал встретиться потом, но так никогда и не встретился. Вот тут я впервые почувствовала безвозвратность. Если человек заболевает раком, у него по крайней мере есть предупреждение, есть возможность устроить свои дела. А папа исчез в мгновение ока — вот сейчас он ехал по шоссе А-40, а в следующую минуту его уже не стало. Даже на простой вопрос, куда он направлялся в тот день, что побудило его ехать именно по этому участку дороги, не было ответа. Я закрыла книжку с адресами, где было столько ничего не значивших для меня записей — человек за человеком, о ком я никогда не слышала, — и дала компьютеру уснуть.
Я не прикасалась к алкоголю, с тех пор как узнала, что беременна Холли. И первый бокал джина с тоником оказал на меня на редкость мало воздействия. А к тому времени, когда я выпила четвертый, голова и ноги у меня стали ватными.
На следующее утро, когда зазвонил телефон, я все еще была во хмелю и лишь наполовину проснулась. Я сняла трубку после первого звонка, мгновенно насторожившись, с тем же чувством головокружения, как и накануне днем, когда явилась женщина-полицейский. Коронер представился и пояснил, что звонит лично, потому что хорошо знал моего папу. Он крайне огорчен случившимся. Следствие начнется в среду, в десять часов утра. Мне придется присутствовать, но мои показания на тот момент сведутся лишь к опознанию. Как только формальности будут выполнены, он передаст мне тело отца. А как только все необходимые бумаги будут заполнены, он сообщит дату слушания в суде.
Простыни на той стороне кровати, где спал Пол, были смяты, кроватка Холли пуста, а в прихожей на полу лежала записка. Пол надеялся, что я в порядке: не надо беспокоиться по поводу работы, так как меня там не ждут, а он ушел рано и по дороге домой заедет в детский садик. Я не заметила ни его с Холли приезда, ни отъезда. Я еще ни разу за весь год существования Холли не пропустила ее завтрака, всегда готовила ее к предстоящему дню. Мне следовало быть благодарной Полу. А вместо этого я испытала удушающее чувство вины, какое всегда накатывало на меня, когда я считала себя не идеальной матерью. Я покачала головой, злясь на себя. Мой отравленный алкоголем мозг дал о себе знать резкой болью. Сбросив халат, я заперлась в душе, закрыла глаза и стояла под горячей водой, пока боль не начала отступать.