К сожалению матери Проклеи, брат ее не разделял честолюбивых устремлений сестры. Варгиз хотел выдать дочь за человека, который стал бы хорошим хозяином для Красной Крепости — ведь девочка осталась единственной наследницей.
«Да хоть за пастуха! — говорил Варгиз сестре в последнюю их встречу. — Даже и лучше, если это будет пастух. У нас хозяйство простое, мы живем по старым обычаям, пиров и приемов не устраиваем. Для меня главное — чтобы Красная крепость оставалась крепостью, а не превратилась в развалины, что неминуемо, если выдать девочку за князя хорошего рода. Князья хорошего рода стремятся к жизни в столице, а не в маленькой приграничной крепости. А никакой управляющий не досмотрит хозяйство так, как сам хозяин».
«Ты говоришь, будто крестьянин! — сердилась мать Проклея. — Твой род, твоя кровь…»
«Вэ, перестань! — смеясь, возражал князь, — у крестьян кровь такая же красная, как и у князей, да и посвежее будет!»
Поэтому, когда при монастыре открылась школа для девочек из княжеских семей, мать Проклея сразу же замыслила взять Аник в школу. Пусть поучится хорошим манерам, пусть потрется среди родовитых горянок. К тому же монастырь был в нескольких часах езды от столицы, и мать Проклея разрешала воспитанницам бывать при дворе верховного князя. Кто знает, может быть, там Аник найдет свою судьбу — ведь второй сын верховного князя не женат еще, да и другие знатные юноши могут заинтересоваться девочкой. Мать Проклея боялась только, что отец не отпустит дочь — Аник шел уже пятнадцатый год, и ей уже совсем недолго оставалось до достижения брачного возраста.
Нашествие каптаров помешало матери настоятельнице, но на следующий год, после того, как каптаров изгнали, князь был даже и рад отослать девочку из разоренного княжества.
К великому сожалению матери Проклеи, дочь Варгиза не оправдала ее ожиданий. Она была хорошей девочкой, неплохо воспитанной для провинциалки и достаточно гордой для наследницы дома Варгизов, но — и тут мать Проклея не могла при первой встрече скрыть своего разочарования — Аник была некрасива.
То есть она была очень мила — и только. Нос ее был слишком длинным, губы — слишком тонкими, и — самое ужасное! — ее волосы были рыжего цвета. Не с рыжинкой, как это случалось у горянок, но медно-красные, как будто она была шаваб. Да еще эта ее девица для услуг, самая настоящая шаваб, к тому же дерзкая и непокорная, — нет, мать Проклея решительно разочаровалась в племяннице.
Но мать Проклея верила в судьбу и в случай, и знала (хоть и чисто теоретически) о странных вкусах мужчин, которые влюблялись иногда в совершенных уродин, а уродиной Аник все-таки не была. К тому же хороший род тоже что-то да значит. И мать Проклея продолжала лелеять свои матримониальные планы и старалась направить мысли девочки в то русло присущего ей, матери Проклее, честолюбия, которое заставило бы девочку желать блестящего брака.