Мать Проклея не догадывалась, что дочь Варгиза отдала бы полжизни или даже больше, только чтобы увидеть короля.
Хотя предать подругу Аник тоже не могла.
13.
Аник, сжав ладонями виски, наблюдала, как Ута, всхлипывая, бродит по тесной келье, собирая свои пожитки в узел. Узел получался совсем маленьким.
— Что теперь? — сдавленным голосом спросила Аник. — Может быть, ты все-таки вернешься домой? Отец примет тебя, я напишу ему. Вот только как ты доберешься до дому — одна! Здесь-то дорога безопасна, но дальше, там, за землями князя Баграта — там безлюдье, там может всякое случиться… Я попрошу мать Проклею, чтобы тебе выделили провожатых.
— Тогда, пожалуй, я состарюсь в этих стенах, — буркнула Ута. — Мать-настоятельница меня ненавидит. И, пожалуй, ревнует тебя ко мне.
— Не выдумывай, — сказала Аник. — Она меня вовсе не любит. Она все время на меня злится, и ругает меня.
— Это она для того, чтобы скрыть свои чувства. И еще чтобы ее не винили в пристрастии к тебе, — сказала Ута. — Ты же ее племянница.
Ута села, утерла слезы, вздохнула.
— Ну, вот и все. Пора прощаться. Жаль только, лекарство твое погибло. Сестра Агата так заорала, что я уронила чашку. Так что придется тебе походить с веснушками.
Аник махнула рукой. Что ей веснушки, когда предстоит расставание с единственной подругой! Настал ее черед плакать.
— Куда же ты теперь? — всхлипнув, спросила Аник.
— В Дан, — твердо сказала Ута.
От удивления слезы Аник высохли.
— Ты с ума сошла! — закричала Аник, — одна! Через всю страну! Тебя каждый может обидеть, убить, изнасиловать, ограбить!
— Ну, грабить меня незачем, у меня все равно ничего нет. А чтобы меня не убили и не изнасиловали, я пристану к какому-нибудь каравану. В столицу караваны ходят часто. Расплачусь с ними работой — может быть, еду буду готовить, может быть, стирать, мало ли! С божьей помощью доберусь. А там пойду учиться к какой-нибудь из колдуний. Там их очень много, целая улица — отец Константин говорил.
Аник задумалась. Планы подруги казались ей безумием. Ни она, ни Ута не знали о той жизни, которая текла за пределами монастырских стен, всю свою недолгую пока жизнь прожив в глухом уголке горской страны. Но и сейчас, хоть и не догадываясь о трудностях, ожидавших неопытную девушку в долгом пути, Аник ужасалась.
— Нет, Ута, я тебя не отпущу. У нас даже денег нет на дорогу. Говорят, на равнине все не так, как у нас, там даже с гостя требуют плату… А денег достать негде.
Князь Варгиз не снабдил дочь, отправляющуюся на ученье, тугим кошельком. С большим трудом для Аник собрали в Красной крепости то, что требовалось привезти с собой в обитель — платья, и белье, и постель. Конечно, у нее были драгоценности — серебряные украшения, серьги, кольца, пояс, подвески к головному убору, ожерелья из монет. Но эти вещи не были собственностью Аник, они принадлежали дому Варгизов, и, если бы Аник продала их, в глазах князя — и в собственных глазах тоже — она стала бы воровкой, а воровство у горцев почиталось самым страшным преступлением, много хуже убийства. Попросить денег у матери Проклеи? Но тетушка и так потратила много своих средств на наряды Аник, которые, кстати, она почти не носила — только одно черное платье дорогого бахристанского шелка Аник надевала в особо торжественных случаях.