Но Уту не волновало их удивление. Она чувствовала, что должна бежать, только вот куда?
Даже не положив манускрипт на место, Ута выскочила из библиотеки в пустой просторный зал. Библиотека находилась в нежилой части крепости, а зал использовался для приемов.
Ута задержалась на несколько мгновений, чтобы сориентироваться, и помчалась, повыше подобрав свою пышную юбку, в сторону покоев верховного князя.
У двери, ведущие во внутренние покои княжеской семьи, путь ей преградили два дружинника верховного князя.
— Тебе нет туда хода, девушка, — сказал один из них, презрительно дернув усом. — Не думай, что если дочь верховного князя поселила тебя в своих покоях…
— Но мне нужно, мне нужно туда! — с рыданием в голосе воскликнула Ута. — Мне правда туда нужно!
— Не шуми, — сухо обронил второй дружинник. — Там смертельно больной князь, и сам католикос пришел, чтобы принять у него глухую исповедь.
— Князь Горис? — удивленно спросила Ута. Она видела князя во время торжеств, и он не показался ей больным.
— Нет, князь откуда-то с севера. Он друг верховного князя, и его привезли нынче утром.
Дверь отворилась изнутри и оттуда выглянул Джоджо, старший дружинник князя Варгиза.
— Госпожа Ута! — воскликнул он удивленно, — сама судьба послала тебя сегодня! Князь Варгиз при смерти, может быть, ты сможешь чем-то помочь?
И отодвинул дружинников.
Ута вбежала в комнату, наполненную людьми, в основном знакомыми Уте по Красной Крепости. Был тут Гив, был Горди безрукий, другие дружинники, имен которых она не помнила. Люди расступились, пропуская ее и Джоджо.
Перед закрытой дальней дверью Джоджо остановил Уту, поймав ее за рукав.
— Погоди, — сказал он. — Там католикос. Нельзя прерывать исповедь…
Ута сердито сбросила руку Джоджо.
— Может быть, я успею помочь, и исповедь не будет уже нужна! — воскликнула она гневно.
И открыла дверь.
Здесь тоже были люди, не так много, как в предыдущей комнате. У постели, на которой лежал тяжело дышавший князь Варгиз, сидела сестра Гликерия, памятная Уте, и растирала больному ноги.
— Холодеют, — сказала сестра Гликерия, и скривила губы, будто скрывая злорадную усмешку. — Отходит.
— Отойди, — скомандовала Ута, глядя на князя. Теперь она не только чувствовала боль и тяжесть в своей груди, но и видела ясно больное место, как будто кожу и мышцы князя кто-то отрезал, отодвинул, и сердце князя обнажилось.
Внутри сердца одна из перегородок истончилась и прорвалась, и каждое биение сердца, прогоняя кровь по сосудам, делало отверстие все больше, колыша оторвавшийся лоскуток. Ута со стоном опустилась рядом с князем на колени.