Куда деваться разведенной жене в Межгорье? Бывшей королеве? Потерять в один день все — все!
Фируза, умница, придумала.
«Притворись, — сказала она, — притворись, что ты беременна. Пусть тебя тошнит по утрам, пусть кружится голова. Я дам тебе травы, от которых лицо твое пойдет пятнами, а груди набухнут. Откажись делить ложе с мужем — беременные женщины часто теряют охоту. А когда придет срок — мы придумаем что-нибудь. Только ты должна избегать колдуний — они-то сразу поймут, что дело нечисто».
Где Фируза взяла младенца? Незадолго до тщательно подсчитанного срока, тайно, ночью, принесла в спальню Мариам — Мариам спала тогда отдельно от мужа — пищащий сверток.
«Мы скажем, что ты родила преждевременно, — хихикая и гримасничая, сказала она. — Что тебе приснился страшный сон. Кошмар приснился, и ты родила, и молоко перегорело. Никто ни о чем не догадается, вот увидишь! Только чтобы колдуний близко не было».
К тому времени колдуний во дворце не оставалось. Мариам не нужно было симулировать ужас перед ними — она по-прежнему их боялась, даже улыбчивую Катарину.
Младенца окрестили Марком.
Мариам застонала. О, знать бы тогда, что всего через год она забеременеет по-настоящему!
Фируза тогда предложила извести Марка, подлить ему что-нибудь в питье. Мальчик заснет и не проснется; колдуньи, конечно, поймут, что его отравили, но на нее, Мариам, никто не подумает. Она же мать!
Мариам отказалась. Не потому, что ей было жалко младенца, но из страха — вдруг с плодом что-то случится, или вдруг дитя долго не проживет; так, с наследником в запасе, надежнее.
Родилась дочь, Замира. Лука появился позже, почти шесть лет спустя.
И тогда Мариам побоялась что-нибудь сделать — да и возможности не было. Елизавета, свекровь, к тому времени умерла (туда ей и дорога!), но оставались преподобная мать Анастасия, сестра Кирилла, и обрученная церкви Инесса, сестра Игнатия, воспитательницы наследника. И Игнатий, занявшийся к тому времени превращением Марка в воина.
Все говорили, что мальчик похож на отца. Пожалуй, он и вправду был похож. Мариам иногда думала, а не Игнатия ли то был сын, Игнатия и какой-нибудь шлюхи? Она никогда не уличала мужа в измене, она никогда и не слышала о его изменах, но не создал еще Аллах того мужчину, который бы довольствовался только одной женщиной.
Мариам вздохнула. Что-то слишком часто она стала поминать Аллаха — а прежде годами не вспоминала о вере, в которой была воспитана. Говорят, ренегаты часто перед смертью возвращаются к взрастившей их религии. Перед смертью?
Мариам выпрямилась в кресле. Нет, ей рано еще умирать. У нее осталось еще одно важное дело. Дело, которому она посвятила тридцать лет жизни. Дело, которое унесло столько других жизней. Дело, из-за которого народ прозвал ее Кровавой.