Лекарь уселся в кресло у камина, в ее, Мариам, кресло, благородная Елена с вязанием устроилась на низенькой скамеечке, на которой обычно сидела Замира. Кстати, а почему это Замира не явилась поквохтать вместе со всеми? На нее это не похоже. Или, может быть, она легла спать, и ничего еще не знает?
Мариам вздохнула, перевернулась на другой бок, устроилась поудобнее. Свет мешал ей, но лекарь не велел задергивать полог, чтобы не мешать доступу воздуха.
Дверь скрипнула. Мариам приоткрыла глаза — кого еще принес шайтан?
А, Замира, легка на помине!
Зареванная, что вовсе ей не к лицу. Чуть ли не шатается.
Лекарь вскочил при виде ее, вежливо, но твердо взял за руку — не пускает к матери. Что-то шепчет в королевнино ушко.
Замира закивала, страдальчески морщась, тоже что-то зашептала. Лекарь оглянулся на Елену, та, передернув пухлыми плечами и гордо вскинув подбородок, поднялась со своей скамеечки и вышла. Ну, и слава Богу! Пусть подежурит дочь. Конечно, не дело для дочери короля, словно какой-нибудь прислуге, дежурить у постели старухи, но ежели ей так хочется выставлять себя на посмешище… Что-то совсем стара стала, подумала о себе Мариам. Мысли путаются, путаются и воспоминания. Это в Кизе, столице султаната Бахристан, не пристало дочерям султанов служить и прислуживать. Здесь, в Дане, стремление королевских детей служить есть добродетель. Дикари.
Замира оглянулась на мать, Мариам притворилась, что спит, даже стала слегка похрапывать. Замира потушила свечу, помешала угли в очаге, обратилась с каким-то вопросом к тщедушному юному лекарю.
О чем-то они шептались там, у камина, низко склоняясь друг к другу, и тени их голов кивали Мариам со стены. Мариам позволила сну лелеять себя на мягких и тихих волнах, зная по опыту, что в полусне она скорее вспомнит желаемое, чем если будет мучительно усердствовать. Полумысли-полуощущения вставали перед ее глазами портретами знакомых ей благородных дам; выплыло лицо хохотушки Ирины, не столь давно почившей в бозе, и лицо заговорщицы и изменницы дамы Луары, подозреваемой в колдовстве и чернокнижии…
Еще одно лицо, и Мариам резко села.
Замира и лекарь вскочили.
— Матушка, что с тобой, матушка? — Замира подбежала к постели, приблизила к лицу матери свое зареванное лицо. Губы и нос у нее распухли, веки покраснели и набрякли, а на щеках дорожками лежали следы засохших слез.
— Умойся, причешись, — сказала Мариам устало. — И иди спать. Со мной все будет в порядке. Я просто вспомнила этого мальчика.
— Какого мальчика? — не поняла Замира. — Ты бредишь, матушка!