, постучался в двери местного мирового суда. Увидев в зале лишь господина Виловского, он стал искать глазами, нет ли кого другого. Убедившись, что больше никого нет, он подошел к мировому судье и предложил ему наивный вопрос:
— Где твой отец, паренек?
Кинув на турка сквозь синие очки не особенно ласковый взгляд, Виловский не без удивления осведомился, о каком отце тот его спрашивает.
— О твоем отце или кем он тебе приходится. Словом, о том, кто судит: о кадии, — спокойно ответил Баба-Бекир.
На щеках мирового судьи выступил легкий румянец. Толстые губы его сперва пожелтели, потом посинели — признак гнева! — и он грозно закричал на растерявшегося турка:
— Ты что? Ослеп, старый бездельник? Не видишь разве, что я и есть судья?
Бедный Баба-Бекир, который не мог поверить, чтобы такой мальчишка был кадией, решил, что не так понял или ослышался, и повторил свой вопрос:
— Не смейся надо мной, паренек. Я — старый человек, у меня беда. Я не шутки шутить от нечего делать сюда пришел… Скажи мне, прошу тебя, где кадия?
Виловский схватил со стола колокольчик и стал звонить рассыльного, чтобы тот выбросил «этого идиота» из комнаты. Только когда рассыльный вытянулся в струнку перед своим повелителем, покорно выслушал приказ и поклонился, Баба-Бекир поверил в возможность невозможного: закусил губу, взял себя за длинную белую бороду и вышел вой, не проронив ни слова. Потом он вызвал своего должника в собрание мастеров гильдии и объявил ему, что если у него есть совесть и он бога боится, то пусть выплатит сколько-нибудь в покрытие долга: «Потому не хочу я, мол, позорить эти седины (он потрогал свою белую бороду)… не хочу перед людьми срамиться, чтобы меня молокососы судили!»
Баба-Бекир долго не мог взять в толк, как это может быть такой абсурд, чтобы безбородые мальчишки занимали должность кадии! У него был приятель, староста портняжного цеха Выло, и он решил прибегнуть к помощи старого друга, чтобы выяснить этот казавшийся ему неразрешимым вопрос.
— Ты скажешь мне прямо, мастер Выло, коли я у тебя кое-что спрошу? — осведомился он.
— Конечно, скажу. Отчего не сказать? — ответил дедушка Выло.
— В вашем законе так написано или это от московца к вам такой обычай перешел, что ребята у вас кадиями бывают?
Дедушка Выло пожал плечами, уставился на иглу, которой шил, и только через несколько минут промолвил:
— Не припомню хорошенько, Бекир-ага, — только сдается мне, будто кое-что от московца перешло, а кое-что и нами приписано.
Господин Виловский вошел в зал суда, накинул шнур от судейского значка себе на шею, откашлялся и позвонил. Вошедшему рассыльному он приказал вызвать стороны по делу сврачевской общины.