.
А болгары пели с воодушевлением. Подтягивал даже Странджа. Некогда запели: «О родина любимая, за тебя сражаться буду я!» — он пришел в исступление, глаза его налились кровью, и рука невольно нащупала за поясом револьвер. Окончив последний куплет, всё снова уселись. Лица стали спокойнее. Общий подъем и примирение утишили душевную боль скитальцев.
Толпа начала расходиться, как вдруг с улицы донеслось румынское восклицание: «Булгари беци!» — что означало: «Пьяные болгары!»
На верхней ступеньке лестницы показался бледный, хорошо одетый молодой человек, в цилиндре и с тросточкой.
— А! Владыков! — радостно закричали хэши.
Владыков, в прошлом доброволец болгарского легиона>{48}, сформированного Раковским в Белграде, затем хэш, бродивший сначала про горам Стара-планины в отряде Панайота, а потом по румынским городам, теперь был учителем болгарской школы в Браиле.
— Доброго веселья, ребята! — приветливо улыбаясь, сказал Владыков, ставя свой блестящий цилиндр на залитый вином стол. — Вижу, что и на этот раз моя шляпа не выйдет сухой из твоей корчмы, Странджа. Ну, как твои дела? Все еще печешься о ребятах? Да, á propos>{49}, знаете, зачем я пришел?
— Чтобы выпить с нами, — улыбнулся Македонский, наливая Владыкову вина.
— Ну, будьте здоровы. Только я пришел не для этого, у меня к вам дело. На той неделе мы собираемся устроить в школе спектакль. Кто из вас хочет принять участие?
— С какой-нибудь революционной, патриотической целью? Если так, я согласен принять участие.
— С революционной и весьма патриотической: дело в том, что необходимо собрать деньги для одного человека… — Владыков с опаской оглянулся на дверь. — Для человека, которого мы пошлем убить султана, — закончил он, понизив голос, а затем шепотом объяснил, какое огромное значение могло возыметь это событие для болгарской революции.
— Принято. Все будем участвовать.
— Я согласен играть царя, — заявил Македонский, исполнявший однажды эту роль в одной из драм Войникова>{50}. Ему хотелось еще раз испытать прелесть власти и царского величия.
— А я опять буду играть воеводу, — тихо сказал Мравка, — если такая роль есть в пьесе.
— Нет ни царя, ни воеводы; драма называется «Похищенная Станка»>{51}.
— К черту похищенную Станку и пропавшую Лалку! Я в таких бабьих представлениях не участник! — раскричался Македонский, впервые слышавший о существовании такой драмы.
— Ты будешь играть роль гайдука Желю!
— А! Будет и гайдук?
— И убийство, и бои, и стрельба!..
— Вот это мне нравится, — обрадовался Македонский, свирепо подкручивая свой левый ус.