Это было что-то невероятное, потому что, как правило, молоденькие телочки (он так их звал) его не интересовали.
Он не мог с ними общаться.
Добычей ему служили дамы, так сказать, постарше. Он предпочитал женщин зрелых, щедрых, умеющих оценить красоту заката, серенаду при лунном свете, не создающих кучи проблем, как двадцатилетние, женщин, готовых перепихнуться без всяких заморочек и лишних ожиданий.
Но в этом случае и речи идти не могло ни о каких различиях, ни о каком делении на категории.
При виде такой женщины и пидор мужиком стал бы.
«Прикинь, как клево с ней трахаться».
Бледный образ соития на белом песке пляжа на каком-нибудь атолле проплыл у него в мозгу. И как по волшебству у него встало.
«Да кто она? Кто? Откуда взялась?»
Господи, Будда, Кришна, Великое Первоначало, кем бы ты ни был, ты поместил ее на этот подиум, чтобы доказать мне, что ты есть.
Она совершенна.
Не то чтобы другие девушки в разных концах танцзала казались ему несовершенными. У них всех — упругие попки и офигительные ноги, круглые большие груди и плоские крепкие животы. Но никто не мог сравниться с ней, в ней было что-то особенное, что-то, для чего Грациано не находил слов, что-то животное — такое ему случалось замечать только у кубинских негритянок.
Тело этой девушки не отзывалось на музыку, оно и было музыкой. Физическим выражением музыки. Ее движения были медленными и точными, как у мастера тайцзи. Она умудрялась, стоя на одной ноге, покачивать бедрами и совершать волнообразные движения руками. Рядом с ней остальные выглядели как деревянные.
Потрясающе.
Что самое невероятное, в зале, похоже, никто этого не замечал. Эти троглодиты продолжали дергаться и трепаться, в то время как перед ними вершилось чудо.
И вдруг, словно Грациано послал ей телепатическое сообщение, девушка замерла и повернулась к нему. Грациано точно знал, что она на него смотрит. Стоит неподвижно там, на подиуме, и смотрит прямо на него, на него, сидящего среди этого бардака, на него — среди людского безумия, на него одного.
Наконец-то ему удалось увидеть ее лицо. Короткая стрижка, зеленые глаза (ему даже удалось разглядеть цвет!) и совершенный овал лица делали ее ужасно похожей на актрису… на актрису, чье имя вертелось у Грациано на языке…
«Как же ее зовут-то? Ту, которая в „Привидении“?»
И как бы ему хотелось, чтобы хоть кто-нибудь подсказал: Деми Мур.
Но Грациано не мог ни у кого спросить, он был зачарован, как змея перед дудочкой заклинателя. Он протянул руку в ее сторону, и десять тонких оранжевых лучей устремились к ней от его пальцев. Лучи слились и заструились, извиваясь, как электрический разряд, через зал, над тупым сборищем, прямо к ней, в центр подиума, коснулись ее пупка, и она засияла, как византийская мадонна.