— Поехали в управление, — предложил Шаблий.
— Можно начинать эту серию взрывов, — сказал Веденский, когда они сели в машину. — В Харькове расположилась эскадрилья немецких самолетов. Если мы ежедневно будем производить по пять взрывов, глядишь, немцы в течение месяца и недосчитаются десятка-другого самолетов. Овчинка, думаю, стоит выделки. И еще! Хлопцы наконец сообщили: в особняке появился «хозяин».
— Непременно нужно лететь в Воронеж? — спросил Шаблий. — Неужели такой слабый у нас передатчик, что не сможет заставить сработать мину?
— Убежден, что можно дать сигнал с нашей рации и приемник в мине этот сигнал примет. Так и будет через некоторое время. Но сейчас-то — первая! И нужно дать сигнал с мощной стационарной радиостанции, которая есть в Воронеже. Я сам принимал участие в монтаже этой станции. Нужно только оттуда. Так надежнее.
— Ну что ж, Илья Гаврилович, нужно так нужно, — сказал Шаблий, словно подытоживая разговор. — Запрягайте свою «уточку» и летите в Воронеж. В этой операции вы — главное лицо. Вам и карты в руки. Давайте сигнал на взрыв радиомин!
— Как я рад, что судьба свела меня с вами! — растроганно сказал Веденский. — Спасибо за доверие, за поддержку! — И, заметив протестующий жест Шаблия, горячо добавил: — Нет, нет, вы молчите. Разве только в радиоминах суть? Вы представляете, Семен Кондратьевич, что по радио можно управлять не только взрывом радиомины, но и летательными аппаратами на неимоверно далеких расстояниях. Для радиоволны практически нет границ в необъятной вселенной. С помощью радио мы еще пошлем ракеты Циолковского на другие планеты. Впрочем, не будем… — оборвал он свои мечты. — Сейчас нам нужно подорвать радиомины в штабе генерала фон Брауна и на Харьковском аэродроме.
Офицеры гарнизона в этот вечер отмечали свое переселение в особняк. Сам генерал вскорости оставил их в зале и пошел отдыхать. Веселое общество не развлекло фон Брауна. Даже после рюмки кюммеля он чувствовал себя неспокойно. Его все пугало, даже тиканье собственных часов. Перед тем, как лечь спать, фон Браун с подозрением осмотрел камин в своем новом кабинете. Взгляд генерала привлекла облицовка камина — на плитках был изображен первобытный человек в звериной шкуре, добывающий с помощью палки огонь…
Пораньше поехал на свою квартиру и гауптман Гейден. Настроение было плохим — и все из-за штурмбаннфюрера Вассермана, который пытался выставить Гейдена чуть ли не пособником русских. Гейден погасил свет, лег на кровать, ощупав рукой ящик, добытый ценой таких больших усилий из-под угольной кучи. Затем закрыл глаза и попытался заснуть, но сна не было. «Наверное, от кофе», — подумал он, подкладывая поудобнее пуку под голову. Перед глазами стояли подорвавшиеся на минах саперы, сотни расстрелянных военнопленных и жителей Харькова. Ну пусть Вассерман — он эсэсовец, но почему так жесток генерал фон Браун? Зачем уничтожать столько людей, не имеющих никакого отношения ни к партизанам, ни к минам? А сколько желчи у этого штурмбаннфюрера Вассермана — он готов бросить в концлагерь даже офицеров вермахта, которые ему не по душе. Как позеленел Вассерман, когда услышал от Гейдена, что он обезвредил радиомину: «Какая радиомина может быть у большевиков, если ее нет у Германии?..» А если все-таки допустить, что мина у них есть? Иначе зачем приемник в ящике? Чтобы потешиться над ним, капитаном Гейденом? Слишком дорогая шутка — радиоприемник в мине! А если так, что же тогда? Выходит, Гейден и Броер разминировали первую русскую радиомину? Значит, где-то будет и вторая, и третья, и сотая?