— Пропаганда! Никакие Паливоды и Орленки не выгоняли немцев за Сан. Это выдумало Советское информбюро для поднятия духа красноармейцев! — высказал свою точку зрения недавний студент Вадим Перелетный. — Так что не вышло у наших «малой кровью и мощным ударом!». Большая осечка случилась. И бесповоротная! И я в этом не виноват!
— А ты пробовал сам залепить немцу в челюсть или в морду? — с жаром прошептал Шмель.
— Мне тебя жаль. Тебе здесь все равно хана! Ты вот возьми съешь кусочек хлеба.
Мукагов посмотрел на руки Перелетного. Они были белые, без мозолей. Хлеба Шмель не взял.
— Лейтенант! — Перелетный протянул кусочек хлеба Рябчикову.
Василий отвернулся и вытер пересохшие губы.
— Ты посмотри на них! Подумаешь — пограничники! — с иронией сказал Перелетный.
— Дожуешь сало, можешь сказать надзирателям, что здесь пограничники, — со злостью прошептал Рябчиков.
— Нужны вы мне очень! — обиженно ответил Перелетный. — Погибнете вы и без моих доносов! Что, кавказец, зыркаешь глазами, как волк? Отсюда никуда не убежишь. Факт. Это за все грехи большевиков. Еще неделя — и Киеву конец, Ленинграду конец. Одессе конец. Ну а потом и Москве. Везде трещит оборона. Вот какой оказалась ваша правда.
— Правда на свете есть! — подчеркнуто, с нажимом сказал Шмель.
— Была у вас правда, а немцы взяли да перевернули ее на свой манер, — философствовал Перелетный.
— У наших людей — одна правда! — повторил Мукагов.
— Так, по-вашему, все, что происходит на фронте — бессилие командиров, штабов, отступление и тысячи пленных красноармейцев, и эта «яма», — все это ради этой вашей правды? — с насмешкой спросил Перелетный.
— Когда же ты успел увидеть наших командиров? — спросил Рябчиков.
— Вот ты, лейтенант, пограничник, и не предполагал попасть в плен. А попал. Разве ты виноват в этом?
— Раз так случилось, значит, виноват и я!
— Какое благородство! — скривился Перелетный.
Все замолчали. Рябчиков посматривал на Перелетного, а тот на них обоих. Василий был почти одинакового роста с Перелетным и, наверно, ровесник. Только один из них вынашивал план побега и всеми силами стремился к этому. Другой же доедал сало с хлебом, чтобы пойти к гитлеровцам и сказать, что он не согласен с политикой Советского правительства и поэтому не хочет быть ответственным за его поражение, а хочет жить и работать на родной земле без коммунистов.
— Чего ты как смола пристал к нам? Дожевывай сало и иди к коменданту! — угрюмо сказал Рябчиков.
— Пойду, а что? Они высококультурная нация. Понимают мою, нашу трагедию…
— У них тоже трагедия. Дать человечеству Бетховена, Шиллера, Гёте, Маркса и Энгельса, — снова ввязался в разговор Мукагов, — и пойти войной на страну, на знамени которой написано: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»