Новое собрание химических философов (д'Иже) - страница 10

Сегодня, когда приближается конец нашего цикла, а быть может, и конец всего человечества, невозможно обещать читателю никаких новых откровений. Мы сохраним завесу, налагаемую традицией[6]. Ни один адепт не будет обычными словами именовать фазы наших операций. С человеческой точки зрения, это вообще невозможно, поскольку речь идёт о вещах невыразимых и несказанных, хотя и вполне познаваемых.

Но даже если в некий великий день тайна и будет открыта, «труд» нашего Делания не станет от этого легче. (В случае узурпации, — как гласит «Чистейшее Откровение», — полного знания наших тайн недостойным, у него ничего не получится, ибо деланием управляет воля Божия. Знай он даже в совершенстве, какие нужны в нашем Искусстве вещества и режимы, он потерпит крах. Ибо сердце его не очищено, а вера мала.)

Только для таких Истинных Адептов-Герметиков, как Возлюбленный Апостол, с Креста прозвучало Слово, указующее на Марию: «Сын, вот Мать твоя». Подобно апостолу, они ведут её в свой дом и ждут часа Успения и небесного восхождения; подобно апостолу и вместе с ним они совершают бдение на Горе[7]. Нам не следует превышать меру в изложении правил «работы» («travail»), принятую всеми нашими авторами; оперативные подробности могут быть переданы только устно при посвящении или же отрыты непосредственно, как «Donum Dei»[8]. Сама по себе практика — вещь весьма тонкая (tres delicate) и доступна только полноценному во всех отношениях Алхимику.

V. Андреа Альциати. «Книга эмблем». Augsburg, 1531.

Якорь, уловляющий рыбу — замечательный образ фиксации ртути, восходящий как минимум ко временам раннехристианской Disciplina Arcani. — О.Ф.

Почти каждый начинал свои физические работы (essais physiques) с веществ негодных и не имеющих отношения к «Каноническому Деланию» («l’Œuvre canonique»); ибо ни один трактат никогда прямо не именовал нашу материю и не указывал на порядок операций; это оставалось между мастером и учеником. Но все авторы — от Гермеса до Зосимы Панаполитанского, а от этого последнего до Килиани и Фулканелли говорили об одной и той же вещи, использовали один и тот же язык и символы, разъясняли одни и те же приёмы. Истина одна и та же повсюду, и всякой своей обители она придаёт постоянство и стойкость. Так мы обретаем сияющее свидетельство пребывающей прежде всякого опыта алхимической реальности, неподменяемой никакой ложью, реальности, единодушно и неизменно признанной и пронесённой сквозь века традиции.

Ещё недавно в научных кругах было принято считать, будто бы Лавуазье нанёс Алхимии удар, от которого та уже не могла оправиться, но как он мог это сделать, ничего не смысля в науке, истинные адепты которой, крайне немногочисленные, существовали тогда, как, впрочем, и сегодня, за рамками официальной науки, да и самого общества?