— Ишь! Ты откуда такой
взялся? — со злым интересом спросил мальчик Федюшку, который возник перед ним
прямо из воздуха, — с неба что ли?
— Ага, с неба, — сказал
Федюшка.
— Ишь — с не-еба...
ангелочек? А сундучок-то у тебя мой. — Голос у мальчика был дребезжащим,
взрослым и будто простуженным, на губах играла наглая ухмылка, угрюмые глаза
смотрели пытливо и недоброжелательно.
— Ты бедняк? Сирота? —
спросил Федюшка.
— Ага, сирота, ни отца,
ни матери, ни стыда, ни совести. — И мальчик засмеялся почти таким же смехом,
каким смеется Постратоис.
Хохоча, он протянул руки
к сундучку, намереваясь выдернуть его у Федюшки. Но Федюшка растворился в
воздухе. Мальчик обалдело постоял немного перед пустым местом, где только что
стоял Федюшка, махнул рукой, зачем-то погрозил небу кулаком и побежал прочь. Но
не долго он бежал. Только он добежал до середины мостовой, как из-за угла выскочил
легкой автомобиль, тут-то и произошла их роковая встреча — полированной стали
автомобиля и хрупкого тела мальчика, и встреча эта для мальчика кончилась
трагически. Федюшка, находясь уже в воздухе, вскрикнул, когда после хлесткого,
звучного удара мальчик отлетел на несколько метров и упал головой на мостовую.
Из автомобиля вышел человек в шляпе и плаще. Держа руки в карманах он подошел к
бездыханному телу, постоял немного над ним, брезгливо поморщился и отодвинул
ногой тело, так и не вынув руки из карманов. Затем сел в машину и уехал.
— Старые знакомые
встретились, — прокричал весело Постратоис. Они уже летели обратно. — Как-то
наш Хулио продал этому человеку его собственные часы, которые днем раньше он
стянул у него из жилетки. А ты, раззява, еще немного бы — и ти-ти-улети твой
сундучок, лапки у Хулио цепкие... были! Ха-ха-ха!..
— А почему этот в плаще
не помог ему, а ногой, а?
— Во-первых, юноша,
устал объяснять: трупы не жалеют, трупам не помогают. А во-вторых, этого Хулио
весь город, вся округа знает, т.е. знала. И я не нашел бы ни одного охотника
помогать в чем-то Хулио. Подерзил малыш, побуйствовал. Но и прекратил достойно
эту маяту. Ты не желаешь так? Ах, да тебе эта маята нравится, ты даже вечно
маяться желаешь... Вперед, однако, в Москву, сейчас ты увидишь еще более
достойного человека. Шел он, шел навстречу смерти и наконец дошел.
— Дошел! — кошмарно
улыбаясь, повторила рядом летящая Смерть. — Сейчас мы встретимся. Достойная
встреча с достойным человеком, он кончит так, как и должны бы кончать эту
канитель все люди, что-либо понимающие и соображающие. Мы на месте, гляди!
И Федюшка увидел худого
человека с уставшим лицом, которому лет было примерно столько же, сколько его
маме. Человек стоял на табуретке и надевал себе на шею веревочную петлю. Выражение
лица его было угрюмо-сосредоточенным, он действовал быстро и решительно,
видимо, все было уже обдумано, все пережито, все решено, и через несколько
мгновений он болтался на веревке с затянутой петлей на шее. Когда его
развернуло лицом к Федюшке, тот вскрикнул и даже глаза на чуть-чуть зажмурил:
безобразно огромный язык вываливался изо рта повесившегося, а в вылупленных
мертвых глазах застыл-застрял такой ужас, что казалось он способен оживить
висящий труп, будто в самый последний момент жизни, когда уже табуретку ногами
оттолкнул, вспыхнуло неожиданно желание-вопль — жить! И, невзирая на то, что
все обдумано и решено, вся ужасающая непоправимость того, что совершается,
дошла-таки до тех глубин ума самоубийцы, которые не имели голоса в обдумывании
и решении этого страшного, безысходного, нелепого шага. Взорвались эти глубины
угасающего ума отчаянием-протестом, отпечатался он в глазах и все, поздно
дергаться.