— Ой, батюшки, Господи,
помилуй. Да что с тобой? Ой, да что с ним?! Ой!.. Воняет-то как! Ты что тут
делал? — Бабушка прижала Федюшку к себе, пытаясь унять его дрожь, но ничего у
нее не получалось.
— Бабушка, бабушка, я
сегодня умру, умру, не хочу, не хочу!.. — Федюшка вырвался из бабушкиных
объятий, повалился на пол и заколотил по нему ногами и руками. Бабушка
струхнула не на шутку. Еле-еле ей удалось поднять бьющегося Федюшку и вновь
прижать к себе, но уже крепче. Она гладила его по голове, целовала в затылок.
— Что? Кто обещал?
Пос... как? Ох и имечко... Да откуда ж он взялся? Ой, Господи, помилуй, горе
мне, бредить начал, что ж за напасть такая?
Федюшка вновь вырвался и
встал напротив бабушки в позу боксера.
— Ты!.. Я не брежу. Он
сказал, что я умру, а он никогда не врет. Он все знает, все может.
— Да кто он-то?
— Постратоис! Мы с ним
летали. Вот, сундучок привез.
Тут бабушка углядела на
столе сундучок и оторопело замерла:
— Боже, что это, откуда?
— Говорю ж тебе — летали
мы. Клад это.
Бабушка перекрестилась и
испуганно оглядела комнату. Реальность сундучка не вызывала никаких сомнений.
— И он сказал, что я
умру сегодня, что я не проснусь! — И Федюшка вновь заплакал. Бабушка опять
прижала его к себе и снова начала успокаивать, приговаривая:
— Господи, да кто ж тебе
явился-то? — Ей удалось затащить Федюшку на кровать, хотя он сопротивлялся
этому отчаянно. — Ну, ну, успокойся, засни, попробуй...
— Как засни?! Что ты
говоришь, старая. Он же сказал, что я не проснусь!
— Да плевать на то, что
он там наговорил! — вскричала бабушка, — бес это какой-нибудь был, сатана...
Ой, Господи, помилуй, да врет он всё... — В голове ее тоже крутилась кутерьма,
уж очень ее сундучок смущал.
Наконец, Федюшка устал
сопротивляться и затих. Она перекрестила его и призвала на помощь все небесные
силы и всех святых угодников.
Федюшка дернулся при
этом, но буянить больше не стал, сил не было. Не взирая на его сопротивление,
веки его закрывались и наконец закрылись. Одолел сон Федюшку. «Да что ж я
делаю, почему я сплю?! Ведь этот сон, последний мой сон на земле, просыпаться
немедленно»... — кричал-голосил откуда-то из дальних глубин его нутра его
повелитель, капризный маленький человечек по имени «хочу». Слышал Федюшка вопль
его, но проснуться не мог.
— Ты хочешь проснуться?
— услышал вдруг Федюшка. Голос, очень похожий на голос Постратоиса шептал ему
на ухо из пустоты.
— Да, — плаксиво ответил
Федюшка, озираясь вокруг себя и никого не видя.
— Никогда! — сказал
голос зловещим шепотом, и даже слюной было обрызгано ухо Федюшки. И тут он увидел,
что в метре от его глаз из воздуха начинают проступать черные буквы, точно
рукой каллиграфа написанные, со всякими завитушками и буквы эти образуют все то
же страшное для Федюшки слово «НИКОГДА». Сцепленные в слово буквы ожили, слово
закачалось, запрыгало, оно и ощущалось Федюшкой как живое, обмиравший от
страха, он нисколько не сомневался, что перед ним живое существо — слово
«НИКОГДА», имеющее силу и власть над его жизнью. Слово вдруг вспыхнуло каким-то
невиданным черным огнем и Федюшку сразу обдало сильным жаром. Он завороженно
глядел на колыхание черных языков черного пламени, и некий голос внутри него
говорил, что это и есть гееннский огонь. И таким страхом и такой тоской
прониклось все существо его, словно сам старик Страх дышал на него из пылающего
слова, и сама старуха Тоска вцепилась в него своими зубами. Ему казалось, что
все вокруг него, каж- дая пылинка в воздухе кричит ему — «НИКОГДА». И никуда не
убежать от этого могучего слова, от этого крика, от жаркого полыхания, от Тоски
и Страха. Он зажмурил глаза и все равно не закрылся от полыхающего, жгущего
слова, он увидел старика на коленях, вожделенно глядящего в вырытую им яму, из
которой вылетел черный комок, с треском распавшийся на буквы, и это были всё те
же буквы: H, И, К, О, Г, Д, А, они тут же вспыхнули черным огнем, и слово
«НИКОГДА» задрыгалось, громко хохоча, у старика над головой. Но он не видел
этого слова, не чувствовал его и, только когда вступило ему в сердце, когда он
схватился рукой за грудь, повернул он безумные глаза свои в направлении слова и
тут же упал замертво. Взвыло слово и черной молнией метнулось туда, где юный
злодей Хулио снимал часы с пьяного.