– Ну так вот, – возвысил
голос патриарх Александр. – Было Воскресение Христово, а значит не страшно нам
никакое ристалище словесное, пойдем!.. А и нужно-то от нас – молитва к Нему
истовая, вот это и делайте, кто как может. Ну и я, многогрешный, помолюсь...
А святые, Зоинька, они
себя грешнее всех считали, хотя были лучше всех, кто вокруг них жил. А все
потому, что видели, чувствовали перед собой высоту Христовой святости. А по
сравнению с ней на свою маленькую святость глядели с печалью, сравнивали с
Христовой, недосягаемой, вот и плакали о себе, сколько, мол, еще до высоты
небесной, недосягаемой, как ничтожна мера того, что достиг, сколько ж грехов
еще истребить в себе надобно! Во-от, как они думали, святые-то... Не то, что
мы. Чуть что сделаем, да не доброго даже, а так... оплеуху дать сдержимся, а уж
распирает нас, грудь колесом, ай, какие мы хорошие! Действительно, тьфу на
нас... Ну так это ладно... А батюшка патриарх Александр имел ведь образование.
Всю жизнь образовывался молитвой "Господи, помилуй мя, грешного". И
профессию имел, да какую! Самую редкую профессию, Зоинька, самую нужную –
молитвенник, вот как называется профессия. Великим молитвенником был, как и
Севастьян наш, мученик. Во-от, ну и предстает, значит, патриарх наш, Александр,
перед этими цицеронами, а они уже загодя смеются, на него глядючи, явился, мол,
вахлак необразованный, осрамим сейчас на всю вселенную... Ну а
"вахлак" этот, прости, Господи, и говорит: "А ну давайте сюда
самого ретивого, самого мудрованного, потому как нельзя ж со всеми сразу
толковать". Ну вот и вышел такой-разэдакий, рот уж было открыл, чтоб
обличать-насмешничать, а Александр и говорит:
– Именем Господа моего,
Иисуса Христа, распятого и воскресшего, да отнимется у тебя язык, да и у всех
твоих подручных тоже.
И этот мудрователь тут
же онемел. И остальные тоже. Даже мычать не могут. Открывает главный
мудрователь рот, точно рыба на песке Руками машет, глазищи того и гляди сами из
себя вылезут. Таращится на Александра, ничего понять не может. А чего ж тут не
понять, коли именем Господа нашего, Иисуса Христа! Чего невозможно от этого имени,
коли молитвенником к Нему избрал ты свою профессию. Понял мудрователь, глазами
и руками замолил Александра – верни, мол, мне речь мою, плохо ведь быть как
бессловесные, не буду больше против Христа мудровать. Ну, перекрестил его
батюшка патриарх Александр, обрел мудрователь дар речи, но уж, ни слова не
говоря, прямичком в купель, креститься. Ну и сотоварищи его за ним, ну и тьма
народу, что поглазеть пришли, как над христианами насмешничать будут. Прямо
тут, в море, и окрестил всех патриарх Александр, потому как никаких купелей не
хватит на столько народу, во-от...