– Бабушки, а почему –
"на Прудах"? – спросила их Зоя, когда они оказались рядом. – Где
пруды?
– А? – бабуськи
остановились. – Пруды-то? Да их уже до войны не было. Здесь еще и сады были,
теперь вот коробки дурные.
– Да в коробках-то люди
живут.
– Дак что ж, коробки
ставить – сады изводить? Больше нет места на Руси? А... ты это... чего-то я не
припомню тебя. Ты со службы? С мамой? А мама где?
– Нет, я не со службы, я
еще ни разу на службе не была. А мамы у меня больше нет.
– Умерла?.. – тихо
спросили обе бабуськи разом.
– Нет, она от меня отказалась
– Это как же?!
– Я отказалась снять
нательный крест, бабушкин подарок. И она сказала, что я ей не дочь, пока не
сниму.
Бабуськи (так же, обе
разом) переменились лицом, застыли и (одновременно же) ойкнули.
– Ой, бедненькая, –
сказала та, которая живоглотами кого-то назвала. – И как же ты теперь? – и она
перекрестилась.
Перекрестилась и вторая.
Видно было, что в их жизни и жизни тех, кого они знали, такого не было, хотя
могло бы быть, так как выглядели они не намного моложе ее бабушки.
– Что же она, мама-то
твоя, так вот прямо и уперлась? – спросила первая.
– Это я уперлась.
– А может, это... может
как-нибудь того? Может, этот крестик маме отдашь, а другой зашьешь в воротничок
потихоньку, а? А то как же без мамки-то?
– Нет, лучше без мамы,
чем без этого креста.
Что-то такое, видно,
сквозануло в Зоином взгляде, что обе бабуськи даже приотшатнулись слегка.
– Ну, ты это... –
растеряно и сердито произнесла вторая. – Ты уж тоже! Уж больно горяча!..
Мать-то почитать надо. У меня внучок носит зашитый крестик и – ничего. Зачем
так мать нервировать, до такой злобы доводить?! И батюшка наш тебе то же самое
скажет.
"Батюшка не может
так сказать", – буркнула про себя Зоя, а вслух спросила :
– А "служба"
это – литургия?
– Да, – ответили обе
старушки разом.
– А... а я уже опоздала?
– Да нет, идет еще,
"Отче наш..." только пропели, свеча стоит, скоро причащать будут.
– А вы уходите?
Старушки замялись, а
одна сказала:
– Да дела срочные.
– А разве можно уходить
с литургии?
– Да ты еще!.. –
рассердилась вторая. – Сама чего по улице шастаешь, чего не в школе?
– Мы уже не учимся –
каникулы.
– Ну так ты, это... Иди
с матерью помирись.
– Я с ней не ссорилась.
Первая старушка дернула
вторую за рукав:
– Пойдем, пойдем.
Опоздаем ведь. Ну ее. А ты глянь, как смотрит! Может, ненормальная?
– А куда опаздываете?
Можно было вполне не
отвечать. Что это, собственно, за допрос со стороны малолетки! Но вторая
почему-то ответила и даже как бы извиняющимся голосом:
– Да, понимаешь, тут в
собесе старикам выдают кое-что к Новому году. Очередь надо занять, а то уж
закроют скоро.