В белом круге возник
пень березовый, на котором несмываемая кровь отца Ивана, а рядом – Распятие с
запекшейся и уже почерневшей кровью Юлии Петровны, а сама она идет по морю как
по сухой гладкой дороге, идет к светлому кругу, откуда льется неизреченный
Свет. Она не видит бушующих вокруг волн, она не чувствует валящего с ног ветра,
она только слышит призыв: иди! И идет. И она кричит ему, Севе-Севастьяну:
– А ты?
– И я, Юлечка! И я! Не
бросай дротика в глаза Спасителю!
– Ну так их сейчас
бросят в тебя! – Хрюн схватил Севу за горло. Тот захрипел. – Не-е, думаешь,
сразу задушу? Не-е... Ну-ка, сдирай с него барахло, а на пузе круги рисуй, да
смотри, чтоб десятка не на сердце была, я метко стреляю! А начнем с тебя,
именинница. Ну-ка, Свистун... а ты, эй, да не стой ты у нее... веревку вон
через балку перекидывай, да на конце расплети... Ну вышиби ей шнифты для
удовольствия, они ей все одно никчему. А вообще, погоди, может именинница
все-таки попросит!
– Не дождешься! –
воскликнула Зоя. – Не трожь, – она остановила руку Свистуна. – Сама пойду.
Впервые в своей
бандитской жизни Свистун чувствовал себя не в своей тарелке, хотя, когда
вскрыли дверь и ворвались сюда, настрой был обычно-привычный, суть которого
всегда сводилась к одному: бей того, на кого указывает главарь.
"А ведь и правда,
не дождемся..."
– Деточки мои, простите
меня, – раздался вдруг рыдающий крик Юлии Петровны. – Зоинька, Севонька,
простите, ради Христа!.. – дальше она не могла говорить, да тут же и новый удар
в рот последовал, сильнее прежнего.
– Ты слышишь меня,
Юлечка? – зазвенел Зоин голос.
– Да, – едва прохрипело
из бесформенной окровавленности.
– И ты меня прости, –
капельки-слезинки будто белые барашки с горы, катились по ее щекам, хотя она
радостно улыбалась. – Мы сейчас вместе полетим. Я была там, нас ждут.
– Подождут! – рявкнул
Хрюн. – Бегом пошла! Я тебе еще надрезик не лбу сделаю, чтоб на скальпе
повисела.
Зоя поглядела на Хрюна,
и передернуло его от спокойной решимости на ее лице.
– Да, там долго ждут, и
я очень хочу дождаться там тебя, – и, отвернувшись от него, она медленно пошла
к перекинутой через балку веревке. Остановилась у Распятия, перекрестила Юлию
Петровну и пошла прямо на Свистуна, который держал веревку.
– Слышь, Хрюн, а давай я
ей просто перо в бочину, ну чо выкрутасить! Да и вообще, кончать давай, меня
колотун бьет, в ушах звенит.
– Ша, делай, что
говорят.
Зоя подняла голову
вверх, туда, где высветилась ей на куполе молитва к Духу Святому. Белый Голубь
отделился от купола и через мгновенье был перед Зоиными глазами.