– Ну, что это за разговор! – Яркий гребень Голубя взмывает вверх, сверкают и звенят серебряные цепочки. – Вы поссорились? Сейчас не время лелеять вражду, юный Чеглок. Паломничество – дело неверное. Кто знает, увидитесь ли вы снова?
– Для меня паломничества не будет, мастер Голубь. – Он не намеревался сознаваться в своем позоре, но слово вырвалось. – В этом году.
– Не будет?
Голубь моргает, на изможденном лице – маска недоумения. Даже шахт за конторкой поднимает голову и что-то замечает про себя.
– Это какая-то ошибка, – объясняет Чеглок. – Оказалось, что Испытание я все-таки не прошел.
Лицо у Голубя становится свирепым, хотя голос ласковый, как и рука, ложащаяся Чеглоку на плечо.
– Милый мой мальчик, с чего ты это взял?
– Мне сказал Святой Метатель. После трехкратного вопрошания богов.
Кустистые брови Голубя поднимаются вверх.
– Трехкратного? И что же изволил сказать тебе Его Случайность? Точные слова, если припомнишь.
– Я их отлично помню, такое не забывается, мастер Голубь. Он сказал, что для меня у Врат Паломничества ничего нет.
– И ты предположил…
– Что тут предполагать? Ясно, как день.
– Ясно? Эти Шансом проклятые жрецы своими таинственными замечаниями приносят больше вреда, чем пользы. Похоже, они темнят с каким-то злобным удовольствием. Ты не провалил Испытание, юный Чеглок. Твоя пентада здесь.
Тут уж наступает черед Чеглока разинуть рот.
– Н-но как?..
– Дербник и Кобчик с ними столкнулись у ворот и пригласили их на вечеринку, решив, что ты рано или поздно вернешься. Но не надо верить мне на слово. – Улыбаясь, Голубь показывает на дверь общего зала. – Пойди и убедись сам.
– Он мне сказал вернуться, – лепечет Чеглок, чувствуя, что не то чтобы вышел из дурного сна, а скорее попал в хороший.
– Я как раз об этом. Загадочно почти до полной непонятности. Почему бы хоть иногда не говорить прямо – разве это так уж много?
Но Чеглок уже на полпути в общий зал. Когда он туда врывается, голос Дербника прорезает шум:
– Вундеркинд идет! Чег, сюда!
Зал забит плотно, воздух насыщен ароматами табака и марихуаны. Тучи дыма застилают свет от люменов и свечей. С блуждающей улыбкой Чеглок пробивается к группе столов в глубине зала, где сидят, как короли в окружении двора из всех пяти рас, Дербник и Кобчик. Все глаза не отрываются от Чеглока. Глядя на компанию и гадая, какие лица – из его пентады, он узнает шахта, что влез в спор с той стервой-тельпицей. Этот тип, не снявший свои непроницаемые темные очки даже в дымных сумерках общего зала, столь же удивлен, увидев Чеглока, но быстро приходит в себя и разражается хохотом.