– Шанс тебя разрази, Пол, чего ты делаешь? Тут и так тесно, а еще ты влезаешь.
Чеглок натягивает штаны, не заботясь скрыть наготу. Сейчас между ними осталось уже мало секретов – по крайней мере телесных. Тем более Полярис на него не смотрит.
– Как только ты выйдешь, станет свободнее, – говорит она, не отрывая жадных глаз от Моряны, которая даже не пытается прикрыть грудь, ставшую льдисто-синей. Чернильные глаза руслы отвечают на взгляд тельпицы, как всегда, индифферентно, даже будто не моргая… хотя Чеглок знает: это иллюзия, у Моряны есть мигательная мембрана, как у него, только она почти невидима на фоне черной бездны глаз.
– Я буду рада составить тебе компанию, когда он уйдет, Моряна, – предлагает Полярис.
– Помечтай, Пол.
Полярис недовольно кривится и чешет рукой ежик волос.
– Это неправильно, что вы с ним так друг за друга держитесь. В пентаде полагается делиться, и делиться поровну. А вы меня отшиваете. И остальных тоже.
– Мы имеем право быть друг с другом, если нам хочется, – говорит Моряна, так и не прикрывшись. – Ничего незаконного тут нет.
Полярис качает головой:
– А я и не говорю, что есть. Просто это неправильно – такая вот исключительность. Так себя ведут нормалы.
– Ну, это уже лишнее, Пол, – говорит Чеглок и выталкивает ее из палатки ударом воздуха. Что хорошо в Пустыне, так это отсутствие псионической глушилки.
– Зря ты, – говорит Моряна. – Не то чтобы она не заслужила, но она на тебе отыграется так или иначе. Это она всегда.
– Знаю… Но она так меня достает…
Он хмурится, вспомнив, как безумный тельп в многогранном городе – его звали Мицар – намекал среди прочих идиотизмов, что они с Полярис станут любовниками. А вместо этого он с Моряной. Лишнее доказательство того, что он и без того знал: старый тельп – шарлатан.
– Она просто ревнует.
Моряна ставит люмен на спальник между ними. Погрузившись наполовину в спутанную ткань, сияющий стебель отбрасывает вверх переплетение теней.
Чеглок надевает на руку часы эйрийской работы и сует свежий люмен в задний карман штанов.
– Знаешь, я ее понимаю. Я бы тоже ревновал. – Он вздыхает. – Не хочется признавать, но она в чем-то права.
Моряна слушает с безмятежным лицом – точно таким же, с каким слушала Полярис. Как всегда, отсутствие эмоций, кроме непроницаемой игры цветов на чешуе, воспламеняет в Чеглоке желание. Такое чувство, что самую глубинную, истинную свою сущность она прячет, будто посол руслов на суше, сохраняет дипломатическую неприкосновенность своего сердца. Он уже какое-то время знает, что влюблен в нее… но любит ли его она? Способна ли она на это чувство?