Но даже в своей стихии, наслаждаясь игрой собственных сил, Чеглок не может полностью забыть Сеть. Она окружает его, невидимая, неощутимая и все же настолько сильная, что ни он, ни все эйры мира, действуя в гештальте, не могли бы призвать ветер или молнию достаточно острые, чтобы разрезать хоть самую хилую ее прядь. Невозможно забыть надолго, что Полярис или любой другой тельп может силой мысли послать его виртуализованную сущность кувырком по такой пряди – и в Сеть; нет такой точки в физическом мире, откуда нельзя упасть на его виртуальную тень, нет насеста в воздухе, на земле или под землей, что не был бы отмечен на сетке медианета и не мог бы, каким бы ни казался надежными, развернуться под ногами и проглотить…
Открывая глаза, Чеглок переворачивается на спину с небрежной фацией пловца и видит тут и там медленное и размеренное движение биотронных спутников на самоподдерживающихся орбитах среди мерцающих звезд. Его презрение к этим белым паучишкам – точнее, электронным мозгам, что живут в них, – так свирепо, что способно, кажется, вынести его совсем из атмосферы в космос. Только там, думает он горько, в безвоздушной пустоте между Землей и луной, может он наконец узнать, что значит быть свободным.
Есть эйры, которые именно это и сделали. Использовали псионику, чтобы разорвать путы гравитации и уйти из атмосферы, унося вокруг себя пузырь воздуха. А потом – за миг до того, как холод доберется до них и ускользнет воздух – обернулись и взглянули на океан космоса, в котором они плывут, на оставленный позади мир, белоголубой остров, куда они уже никогда не возвратятся, разве что через много-много лет после смерти их замерзшие останки сойдут с орбиты, сверкнув в небе падучей звездой. Но Чеглок еще недостаточно силен, чтобы последовать их примеру, и желания – кроме фантазий в мелодраматические моменты – такого у него тоже нет. Хотя все эйры, которые почитают такие самоубийства, считают их актами мужества, символом вызова и жертвы, Чеглоку они кажутся эгоистичными и депрессивными, он в этих самоубийствах видит отчаяние, а не вызов… хотя это не значит, что он презирает таких эйров как трусов или дезертиров. Он их оплакивает. Жалеет. Даже в чем-то завидует. Но знает, что истинная свобода не в космосе и не в Сети. Свободу нужно построить в физическом мире – искоренить нормалов, а потом уничтожить в небе электронные мозги.
Чеглок ни на миг не сомневается, что дни нормалов сочтены, однако насчет судьбы двенадцати супермозгов в биотронных спутниках не столь оптимистичен. Массивные черные пирамиды снабжены широким набором оборонительных и наступательных средств, и никто из Орбитальных, как их называют, никогда еще не был даже поврежден с Земли, не то чтобы уничтожен. За прошедшие после Вирусных Войн столетия эти богоподобные монстры усилили крепости, в которых ведут свою практически вечную жизнь, сделав их еще неприступнее.