— Ладно, извиняюсь, — буркнул я (ненавижу признавать свою неправоту!), — что делать-то надо?
— Вот это другое дело, — спокойно сказал Плужников. — Для начала необходимо, чтобы вы приняли участие в одном, гм, обследовании. Мне нужно настроить параметры вашего организма таким образом, чтобы они вновь вошли в противофазу с энергополем анклава.
— Стоп, сдаюсь! — я поднял руки. — Можно чуть попроще?
— Попроще? — задумался подполковник. — Мне нужно добиться того, чтобы этот мир «вытолкнул» бы вас, словно инородное тело. Сейчас, к сожалению, вы помечены им как часть собственной структуры, и расставаться с этой частью он не намерен.
— Погодите, — удивился я, — когда это меня пометить успели?!
— Мы используем термин «нанести крап», или «крапить», — энигматор, который занимался данным вопросом, был заядлым картежником и в шутку предложил такое название, — встрял в нашу беседу Сергеич. Для меня стало понятно, почему меня называли Крапленым. Непонятным оставалось, когда же произошло «сие знаменательное событие».
— Да в момент пересечения условной границы между Москвой и Городом, — ответил на мой вопрос Плужников. — По неясным до конца причинам некоторые люди становятся для анклава «своими», и дорога назад для них заказана. А поскольку согласия человека этот мир не спрашивает, то в какой-то степени, согласитесь, ведет он себя действительно по-шулерски. Вот и надо попытаться сделать так, чтобы эта «метка» исчезла.
Я поежился. Перспектива вырисовывалась невеселая — или поверить «Плужникову и Ко», или…
А, ладно, где наша не пропадала!
— Я согласен! — Хм, мне показалось или окружавшие меня «дети подземелья» облегченно выдохнули?
Безбрежный океан боли и мрака, в котором я плавал, кажется, уже целую вечность, в очередной раз потащил меня куда-то ввысь, чтобы затем вновь обрушить вниз. Ощущения были таковы, что на ум постоянно приходили имена героев, замученных в чьих-то застенках или пыточных камерах. Как я их сейчас понимал! Но что от этого толку — сделать что-либо для того, чтобы изменить свое положение, я все равно не мог.
Темнота, оказывается, тоже имеет свои оттенки — к ней примешиваются то отблески пламени, то хороводы звездочек или, быть может, снежинок… А иногда пробиваются лучи света, похожие на свет фонарика в ночи.
В какой-то миг я, как показалось, даже понял смысл этих явлений, но… этот миг был столь краток и мимолетен, что оставил после себя не знание, а только лишь чувство острого сожаления и тоски от потери. А потом опять нахлынула боль. Бог ты мой, ну разве ж можно это выдержать?! А-а-а!!! Перестаньте, сволочи!!!