— Почему же ты убегаешь, Юра?
— Простите, товарищ комбат… я… — Орлов не мог говорить от волнения. — Я услышал эту ужасную весть и… не мог не придти… Извините, пожалуйста, товарищ ком…
— За что извинить?! — прервал его Никитин. — Давай-ка быстро раздевайся — вон там в гардеробной и становись в почетный караул…
— Я?! — еле слышно спросил Орлов.
— Да, да! Именно ты!
— Разве и мне… можно? — с трудом выговорил Орлов, и глаза его наполнились слезами.
— Ну, конечно, Юра! Не можно, а должно! — тоном приказа ответил Никитин. — Ты же партизан! Лучший бронебойщик в нашей дивизии!
— Спасибо! Спасибо, товарищ комбат, спасибо. Я сейчас! — и Орлов бросился вниз к гардеробу.
Через несколько минут Юрий Максимович Орлов стоял в почетном карауле рядом с прославленными народными мстителями. Никитин смотрел на его сутулую фигуру, поседевшую голову, очки в позолоченной оправе и вспоминал молодого, высокого, стройного бронебойщика с черными как смоль бровями. «Вероятно, только шрам остался неизменным», — подумал Никитин, но не решился даже мельком взглянуть на лоб Орлова…
В тот день Никитин больше не видел Орлова. Он исчез незаметно, не простившись, и Никитин подумал, что бывший бронебойщик опять будет избегать встреч. Но на следующий день Орлов позвонил по телефону, а спустя полчаса был у Никитина. Оказывается, он сохранил листок с номером телефона и адресом своего комбата.
— Куда же ты исчез после почетного караула? — спросил Никитин, усаживая гостя в кресло.
— Не обижайтесь на меня, Владимир Савельевич… Смерть генерала и для меня большое горе. Я ведь тоже его любил. Но поверите, после того как вы поставили меня в почетный караул, да еще вместе с такими известными партизанами, я не мог удержаться… Побежал к брату. Помните? Сейчас он тоже в больших чинах… Обо всем рассказал ему. Потом — домой, рассказал матери, жене, второму брату… Ведь для меня это очень, очень много значит… Поверьте!
До позднего вечера длилась их задушевная беседа, вспоминали друзей по оружию, вспомнили, конечно, и Ивана Ивановича Родина. Рассказал Орлов и о своей жизни: жена его врач, у них двое детей… Сам он — профессор, доктор наук… Словом, он нашел правильный путь и, главное, понял, что Родина, как и мать, тебя родившая и вскормившая, бывает только одна. Единственная и незаменимая!.. И поднимать на нее руку не следует никогда и ни при каких обстоятельствах.
— Знаете, Владимир Савельевич, — сказал Орлов, — вчерашний день — тяжелый, говорить не приходится… Но для меня — это день второй амнистии!.. Амнистии, которую даровали мне боевые товарищи — партизаны, и, прежде всего, вы… Двадцать лет я ее ждал!