Мальчику, замахнувшемуся на него палкой:
— Что ты делаешь, безумец?!
В пять лет.
— Мы сегодня в садике в вышибалу играли. А я не играл. Мне велели на скамеечке сидеть. Потому что я всю команду назад тянул, и ещё куда-то подводил.Только я не понял, куда.
— Тебе обидно было?
— Да нет, мне ж было некогда обижаться. Я сидел и думал.
— О чём же.
— О членистоногих. Об их классифици... кации...
В шесть лет.
— А у нас сегодня утреник был в детском саду. Мы представление разыгрывали. Только мне большую роль не дали. Сказали, что я не все буквы хорошо выговариваю.
— Ну, и ты расстроился?
— Не очень. Пьеса-то, знаешь, слабая.
— А хоть какую-то роль тебе дали?
— Воспитательница дала щит и сказали, что я буду русский витязь. Ну, я не стал ей объяснять, что такие щиты были только у наёмников...
Он знает, что женщинам объяснять такие вещи, как правило, не только бесполезно, но и небезопасно. Хотя удержаться может не всегда.
— Тоша, опять ты поспорил с воспитательницей? Что у вас произошло?
— Я не спорил. Я просто сказал, что существование Бога научно не доказано. А она стала говорить: вот, Антон считает, что Бога нет. А разве я так сказал? Я сказал: существование Бога научно не доказано. Но это совсем не значит, что его нет. Как раз наоборот.
— Представляешь, я у неё спрашиваю: чем готы отличаются от гуннов. Ну, я правда же этого не знаю! А она мне говорит – что ты всё какие-то глупости спрашиваешь, лучше бы научился шнурки как следует завязывать. А я их завязываю. Просто они сразу сами развязываются.
О Марфе и Марии
В конце мая остров Скадан благоухал, как Райский Сад – цветущей сиренью, диким жасмином, свежевскопанной землёй, навозом и дымом от костров, которые монахи жгли вокруг грушевых деревьев, чтобы спасти их от ночных заморозков. Огни этих костров светились над тёмным озером, отражаясь в нём рассыпчатыми пылающими пятнами; дым стелился над водой, постепенно превращаясь в белёсый туман и укутывая всё озеро от края до края. В эти дни в глубине озера пробуждались древние чудища, похожие в одно и то же время и на птиц, и на рыб, и на средней величины драконов. Они с плеском выныривали на поверхность и подплывали поближе к острову, ибо их, в отличие от других животных, огонь не отпугивал, а, напротив, восхищал и манил к себе. Монахи кормили их овсяным супом, оставшимся от дневных трапез, и майскими жуками, отловленными в саду.
Однажды утром один из братьев, с самого рассвета безуспешно занимавшийся рыбной ловлей, увидел, как к острову плывёт ладья, и великое удивление охватило его, поскольку ладьёй этой никто не управлял и она двигалась по воде сама по себе. В смятении он кинулся в монастырь, чтобы позвать других монахов и показать им это чудо. И братья прибежали на берег и дивились, глядя на пустую ладью без паруса и без вёсел, и рассуждали между собой, что в ней, должно быть, лежит какой-нибудь языческий вождь, недавно скончавшийся и отправившийся в последний путь в лодке, согласно старинному варварскому обычаю. Пока они толковали об этом, лодка подплыла к острову и ткнулась носом в прибрежный песок. Не без страха братья приблизились к ней, сотворили крестное знамение, заглянули внутрь и увидели, что на дне её лежат вёсла, а рядом с ними спит некий человек, одетый в иноческое платье. Не переставая изумляться всему этому, они разбудили спящего и спросили, кто он такой и почему он так беспечно спит, в то время как его лодка плывёт сама по себе, рискуя перевернуться или разбиться о скалы.