— Во имя Святой Троицы, брат, - в изумлении сказал юноша, глядя на размокшую глину у себя под ногами и раскрасневшееся лицо брата Ноткера, светящееся задумчивой улыбкой, - зачем ты это делаешь?
— Отец настоятель приказал мне лить воду в эту бочку, покуда она не наполнится доверху, - ответил брат Ноткер, погружая ведро в ручей и в раздумье наблюдая за тем, как оно уходит под воду.
— Но ведь она дырявая, брат, - сказал юноша – Бочка-то дырявая, я говорю. Никогда тебе её не наполнить – даже если будешь черпать и лить до второго пришествия Господа нашего Иисуса Христа.
— Ну, что ж, - ответил брат Ноткер, с натугой вытягивая ведро из ручья, - по крайней мере, Господь не застанет меня в праздности или за каким-либо греховным занятием.
— Пусть твоё занятие и не греховно, но оно совершенно бессмысленно, - сказал юноша. – Какой смысл лить в эту бочку воду, если она всё равно тотчас вытекает?
— А какой смысл во всей нашей жизни, если мы всё равно в конце концов умрём? – ответил брат Ноткер, любуясь водяными потоками, струящимися по скользким коричневым доскам. – Раз Господь зачем-то нас здесь поселил, значит, какой-то смысл в этом всё-таки есть. По крайней мере, мне так кажется.
— За что же, брат, тебе назначили такое покаяние? – спросил юноша и попытался перехватить у брата Ноткера ведро, чтобы помочь донести его до бочки. Брат Ноткер уклонился и переложил дужку ведра в другую руку, выплеснув часть воды себе на ноги.
— Я провинился, брат, - сказал он, с кряканьем опрокидывая ведро над бочкой. – Отец настоятель наложил на меня эту епитимью за то, что во время Святой Мессы я предавался праздным размышлениям и утаил этот грех на исповеди… По правде говоря, я начисто о нём забыл, потому и утаил.
— Поистине, это удивительно, - сказал юноша. - Если ты о сам забыл о своём грехе, то как же в таком случае о нём стало известно отцу настоятелю?
— Отвлекаться мыслью во время богослужения – в самом деле большой грех, - печально сказал брат Ноткер, присаживаясь на перевёрнутое ведро и извлекая из кармана подмокший чёрный сухарь. – Я вот слышал о том, что некий клирик, способный видеть вещи, скрытые от глаз обычных людей, заметил однажды в церкви маленького бесёнка, который записывал на громадном пергаменте, сколько раз каждый из присутствующих отвлекается от молитвы и думает о посторонних вещах. Когда же он растянул пергамент, тот достиг противоположной стены храма – и весь он, от края до края, был испещрён записями бесёнка. Тот же клирик говорил, что пергамент этот попадает прямёхонько в лапы дьявола, а уж дьявол потом отыгрывается на нас за каждую суетную или непотребную мысль. Но это бы ещё ничего, если б было так. – Брат Ноткер вздохнул, достал из кармана другой сухарь, разломил его и подал половину юноше. – Это бы ещё ничего… Но я ума не приложу, каким образом наш аббат каждый раз умудряется перехватить этот самый пергамент по пути и всё, как есть, прочитать. По крайней мере, всё, что касается его собственных нерадивых чад.