С наступлением темноты наши самолеты ежедневно выруливали из своих таинственных укрытий и, тяжело нагруженные бомбами, улетали на запад, наносили удары по фашистским аэродромам, танковым колоннам и механизированным частям, которые передвигались ночью к фронту. Мы взрывали воинские эшелоны, разбрасывали над оккупированной территорией листовки, доставляли в тыл врага, к партизанам, оружие и боеприпасы, радиостанции и медикаменты и даже тюки сена для кавалерийского соединения генерала Белова, которое храбро прорывалось в то время из окружения.
Немцы рьяно охотились за нами, всячески стремились засечь аэродром и разбомбить, уничтожить его. Но обнаружить нас им никак не удавалось, хотя их самолеты десятки раз пролетали над Кувшиновкой. Фашистским летчикам, разумеется, и в голову не приходило, что таинственный аэродром, который они так искали, есть та самая поляна вблизи деревни, на которой сиротливо приютились одинокие копны сена и временами разгуливал скот. Откуда было им знать, — что копны были искусственные и с приближением сумерек быстро убирались, а утром, после возвращения кораблей, выставлялись вновь, что скот по нашей просьбе жители села выгоняли сюда нарочно. А на фронте среди солдат врага ходила молва (как нам передавали показания пленных) о каком-то сверхтаинственном аэродроме русских, откуда на ночь вылетали самолеты и, «встав на якорь», до самого утра сыпали на них бомбы. Мы же, в свою очередь, старались делом оправдать это мнение.
Вот тяжелый корабль, в бомболюках которого почти две с половиной тонны добротных «гостинцев» для фашистов, выруливает на старт. Моторы ревут на полных оборотах, машина бежит по темной поляне и где-то в конце ее отрывается от земли. Покачиваясь с крыла на крыло, набирает скорость и над рекой Угрой, на берегу которой расположена Кувшиновка, переходит на набор высоты. Жители деревни, уставшие за день от работы, вероятно, уже спят. От гула бомбовоза, пролетающего над домами, где-то, может быть, просыпается ребенок, а где-то, возможно, торопливо крестится старуха, прося бога сохранить жизнь летчику, моля не пустить ворога-пришельца из чужих стран на порог родного дома, и посылает проклятия на его голову. А внизу уже темная мгла. Ладони словно приклеены к штурвалу, глаза не отрываются от приборной доски. Так проходят минуты, часы. Каждый член экипажа занят своим делом. Штурман Сырица, очевидно, определяет сейчас силу и направление ветра, путевую скорость самолетов, направление захода на цель. Сан Саныч и его помощник Киселев следят за режимом работы двигателей, равномерным расходованием горючего в баках. Стрелки-мотористы Бухтияров и Резван, как часовые, охраняющие наш полет, дежурят у пулеметов, радист Бутенко весь поглощен эфиром, поддерживает непрерывную связь с командным пунктом полка. Но впереди еще самое главное и самое трудное — цель.