Машина остановилась, а когда Галя подбежала к распахнувшейся дверце, то увидела: на сидении рядом с шофером сидел офицер СД. Она растерялась. И этой минуты растерянности было достаточно, чтобы в ответ на первый же вопрос допустить грубую оплошность.
Бергер не спросил ее, куда идет, а задал вопрос: откуда она идет.
И Галя назвала село, которое лежало в той стороне, куда ехала машина. Тотчас же она поняла, какую сделала ошибку, но было поздно. Офицер больше ни о чем не спросил. Он предложил Гале сесть в машину, а шоферу развернуться и ехать назад.
Бежать? Звать на помощь? Бесполезно. Товарищи не смогут ей помочь, от машины ей не сделать ни шагу. Единственное, что она успела, когда садилась в машину, это незаметно выбросить в канаву пистолет. Может, все же удастся выкрутиться. Пока ехали до Приморска, она смогла придумать одну вполне правдоподобную версию, безобидным образом объясняющую ее ложь. Но в Приморске офицер тотчас же провел Галю в кабинет Вадлера. Тот злорадно прошипел:
— Попалась, медсестра? Знакомая Зембровецкой, бывшая комсомолка и так далее… — Потом достал из стола чемоданчик, открыл его, вынул бинты, вату, нажал кнопку, донышко ушло вниз. Кивнул на рацию, коротко спросил:
— Твоя? Галя молчала.
— Говорить будешь?
— Нет.
А потом началось… Но Галя не сказала ничего. И навряд ли скажет. Вадлер это понял, едва взглянул ей в глаза в самом начале допроса.
Фон Розенберг рвал и метал. Гнев его был страшен. Каждый, кого в это утро вызывал к себе генерал, подходя к его кабинету, ощущал противный холодок в груди.
Однако никто не мог объяснить ему, куда исчез Краузе, кто лазил в сейф. А то, что документы побывали в чужих руках, определила экспертиза, которая была произведена после того, как вдруг исчез Краузе. Все возможные последствия этого Розенберг осознал не сразу. Но он обязан был теперь сообщить в Ставку, что план рухнул во всех его деталях. Ясное дело, его по голове не погладят. И чего доброго, его неприязнь к гестапо может кое-кому показаться странной, преднамеренной. Как тут не потерять голову? И все же надо постараться не терять ее в прямом и в переносном смысле. В то же утро Розенберг связался по телефону со своим влиятельным родственником. После разговора с фон Шрейдером он стал спокойнее. В Ставку обо всем он сообщит завтра, в гестапо — немедленно. Надо попытаться разыскать хотя бы след этого Краузе. Тогда хоть сраму меньше будет. А может, это все же эсэсовцы ему нагадили, может, это они увезли Краузе? Но кто же лазил в сейф? Ведь гестаповец в здание не входил.