А я не нахожу ничего умнее, чем ляпнуть:
— Ты опоздал.
Хана и Алекс реагируют одновременно.
— Ты назначила ему встречу? — спрашивает Хана.
— Патруль остановил. Пришлось показывать удостоверение, — оправдывается Алекс.
Хана мгновенно становится серьезной и берет ситуацию под контроль. Эта ее способность всегда меня восхищала. Только что она истерично рыдала, секунда — и она воплощенное самообладание.
— Заходи, — говорит она Алексу, — и закрой дверь.
Алекс подчиняется, он закрывает за собой дверь, а потом стоит и неловко переминается с ноги на ногу. Волосы у него торчат во все стороны, в этот момент он выглядит таким юным и милым, он так нервничает, что мне безумно хочется подойти к нему и поцеловать прямо на глазах у Ханы.
Но Хана быстро гасит этот мой порыв. Она скрещивает руки на груди и одаривает меня взглядом, который могла позаимствовать только у миссис Макинтош, нашей директрисы в школе Святой Анны.
— Лина Элла Хэлоуэй, — говорит она. — По-моему, тебе надо дать объяснение происходящему.
— Твое второе имя Элла? — спрашивает Алекс.
Мы с Ханой обе бросаем на него убийственные взгляды, он отступает на шаг назад и втягивает голову в плечи.
— Мм, — мычу я, слова с трудом пробивают себе дорогу. — Хана, ты помнишь Алекса?
Хана прищуривается, руки у нее по-прежнему скрещены на груди.
— О, Алекса я помню. Я только не помню, по какой причине он здесь.
— Он… ну, он собирался заскочить, чтобы…
Как всегда, в самый ответственный момент мои мозги принимают решение отключиться, и я никак не могу подыскать удобоваримое объяснение. В надежде на помощь я смотрю на Алекса.
Он слегка пожимает плечами, и какое-то время мы просто молча смотрим друг на друга. Я еще не привыкла видеть его, быть рядом, у меня снова возникает ощущение, что я тону в его глазах. Только в этот раз голова у меня не кружится — наоборот, я чувствую уверенность, как будто Алекс мысленно говорит мне, что он здесь, со мной, и ничего с нами не случится.
— Расскажи ей, — говорит Алекс.
Хана прислоняется к полке с рулонами туалетной бумаги и банками консервированных бобов и слегка расслабляет руки. Этого «слегка» достаточно, чтобы я поняла — она на меня не злится. В ее глазах я читаю: «Лучше бы тебе рассказать».
И я рассказываю. Никто не знает, когда Джеду надоест вдруг сидеть за кассой, поэтому я стараюсь говорить короче. Я рассказываю Хане о том, как столкнулась с Алексом на ферме «Роаринг брук»; о том, как мы с ним бегали к буйкам в Глухой бухте и о том, что он мне там рассказал. На слове «заразный» я запинаюсь, глаза у Ханы расширяются, на лице мелькает тревога, но она быстро берет себя в руки. Свою историю я заканчиваю рассказом о вчерашней ночи. О том, как решила предупредить ее о рейде, о собаке, которая меня укусила, и о том, как меня спас Алекс. Рассказывая, как мы прятались в сарайчике, я снова начинаю нервничать (о поцелуе я не говорю, но не могу об этом не думать), но Хана настолько потрясена моей историей, что ничего не замечает.